Книга Поцелуй зверя - Анастасия Бароссо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марк очнулся с чувством неизбывного горя. Единственным желанием, таким сильным, что слезы сами собой вытекали из закрытых глаз, щекоча виски — было вернуться обратно. Туда, где не было боли и мук, мыслей и вечных сомнений.
— Очнулся… Очнулся!
— Вот чудо-то… Истинное чудо.
— Да-а, довелось узреть…
Голоса монахов слышались как сквозь вату. Что узреть? Марк открыл глаза. Он лежал в келье, на своей койке. Над ним склонился настоятель. За ними чуть поодаль толпились послушники и монахи… Но Марк видел только глаза старца, устремленные на него с радостью и сочувствием. Глаза «видящего».
— Отец Антоний? — он не узнал своего голоса. — Что со мной?
— Все хорошо, сын мой, хорошо…
Оказывается, старец все это время держал его за руку. Чувства возвращались не сразу. Только теперь Марк ощутил слабое пожатие сухих прохладных пальцев.
— …хорошо, только вот крест твой еще тяжелее, чем я думал, сын мой.
За спинами монахов возникла некая суматоха, что было очень странно для этих тихих, покойных стен.
— Лекарь вот… — проговорил кто-то.
— Не нужен ему лекарь. Не нужен. Оставьте нас одних, — кротко попросил старец.
Все, в том числе и лекарь, в возбуждении и растерянности покинули келью. Дверь за ними закрылась.
Марк приподнялся с тонкой подушки. Он не чувствовал себя больным, только в душе что-то билось испуганной птицей, мешая дышать.
— Слушай меня, сын мой, — заговорил старец, накрыв другой рукой руку Марка. — Тяжел твой крест, но прекрасен. Если вынесешь его, если не обронишь… то в Царствии Небесном будешь у самого престола Господня стоять.
— Почему? Что случилось?
— Теперь тебе в мир нужно, — говорил старец, будто не слыша вопроса. — Не здесь твое место… Не здесь.
— А где?!
Старец задумался, глядя на Марка с улыбкой грустной и тревожной, потом покачал головой.
— Тебе решать. Только тебе, и решение будет не простым, очень не простым…
— Но… что со мной было? Я… летал?! Что за свет я видел?!
— Ты видел свет от своих крыльев.
— Что?
— Я не много об этом знаю, — сокрушенно сказал старец. — И уж никак не чаял узреть на своем веку… ангела.
— Ангела?!
Марк резко сел на постели. Прищурился, недоверчиво вглядываясь в пегие, как перец с солью, волосы старца, в его выцветшие глаза.
— Не много я могу тебе поведать об этом, сын мой. Но, что знаю — расскажу… А ты слушай.
Марк слушал и не верил. Не мог поверить разумом в то, что слышит. Хотя душой, ликуя, уже знал, что все правда, все так и есть! Слова этого человека, невероятные и простые одновременно, подняли такую бурю в сердце Марка, что он почти не воспринимал окончание его рассказа. Опомнился, лишь, когда отец Антоний, грустно посмотрев в глаза послушника и положив ему на пылающий лоб прохладную ладонь, сказал:
— Будь осторожен, сын мой. В выборе твоем — подвиг есть, но есть и… Ну, да ладно. Храни Господь…
…Весь следующий день он провел, не выходя из кельи под предлогом, что болен и потрясен. Все обитатели скита ходили взбудораженные случившимся, история быстро обрастала подробностями и легендами. Впрочем, Марку уединение было на руку. Только вот очень трудно было дождаться ночи. И он молился.
Только когда луна сверкающим шаром закружилась над верхушками елей, Марк позволил себе подняться с колен. Несколько раз подходил к двери. Прислонялся пылающим сухим лбом к прохладному дереву, но каждый раз, щелкнув пальцами, возвращался обратно к окну и смотрел на далекий лес, словно стремясь перелететь через монастырскую ограду. И сам себя уговаривал — еще не пора… терпение… терпение… терпение…
Глубокой ночью, нарушая устав, Марк тихо скользнул в дальнюю келью, где так и остался жить чудик Витек.
Тот спал — это было ясно по дыханию, частому и ритмичному, как у ребенка. Но стоило Марку положить руку ему на плечо, как он подскочил на кровати, бешено раскрыв глаза.
— Что?! Что?!!
— Тихо, это я…
— А… Ух, — облегченно выдохнул новый послушник, вытирая ладонью вспотевший лоб. — Но… как ты здесь? Ведь нельзя же…
— Мне можно, — усмехнулся Марк.
— А… А-а! Потому что ты — ангел?!! Да?
— Ага. Да. Поэтому.
— Вот чудеса!
Доверчивые глаза Витька снова стали огромными, как в тот, первый день, и светились в темноте кельи мерцающими звездочками.
— И как ты? Как это все было?! Я сначала не поверил…
— Не важно, — поморщился Марк, одним своим тоном обрывая восторги молодого послушника. — Я не об этом…
— Да? А… о чем?
— Расскажи-ка мне, что ты там про идола говорил? Ну, того, который сущность возвращает?
— Не нужно об этом, — попросил пацан. — Я не хочу. И настоятель сказал — не думать, забыть…
— А ты и не думай, — Марк еле сдерживал нетерпение, дрожавшее в голосе и в кончиках пальцев. — Просто расскажи.
— Нет-нет, не нужно об этом, нет… И зачем тебе?!
— Надо! — Марк жестко и повелительно, как он иногда умел, взглянул в мгновенно побледневшее в темноте, худое лицо Витька. — Говори, давай…
Витек заговорил. И все время, пока он рассказывал что-то, больше всего похожее на страшные и странные сказки, Марк постепенно погружался в какой-то мистический волнующий транс. Буквально усилием воли заставил себя очнуться, стряхнуть с души охватившее его наваждение. Вероятно, он просто начал засыпать под монотонный, испуганный шепот Витька.
— Подожди… значит, чтобы к этому Медведю попасть, что идола ищет, нужно сначала в других общинах выслужиться?
— Нy, да… Они там типа избранные. Медведь только тех берет, кто веру свою доказал и еще — у кого родных нет. Или они далеко. Или связь с ними потеряна.
— Это еще почему?
— Не знаю. Говорят, кто к Медведю попадает — назад уже не возвращается. Вот, у меня — мать три года как умерла, а отца и не было…
— Ясно, — нетерпеливо оборвал Марк. — Так ты был в общине, тебя хотели отправить к Медведю, и ты сбежал?
— Ну, да. Слава богу, что…
— И как попасть в твою общину?
Уже начинало светать, когда Марк поднялся с кровати новенького. Не выспавшиеся глаза Витька со страхом и тревогой окинули мглистое, свинцовое небо, лившее в узкое оконце холодный свет. А потом снова устремились на Марка.
— Скоро будет ЗЛО… Но я теперь спасусь. Хорошо, успел.
— Поздравляю, — устало ответил Мрак.
— А ты?! — громким шепотом воскликнул ошарашенный Витек. — Если останешься здесь — ты тоже спасаешься!