Книга У врат преисподней ветрено… [= Ветра Лимбо ] - Майкл Муркок

– Нет! Нет!

– Нет! Наши предки тысячелетиями поклонялись Солнцу! Почему? Потому что они признавали Солнце Матерью Жизни. Без Солнца человек никогда бы не родился на Земле! Сама Земля не смогла бы появиться!

Кто-то из стоявших, видимо, поднаторевшие в таких собраниях, закричали:

– Пламя есть Жизнь!

– Да, – проревел Огненный Шут. – Пламя есть Жизнь. А многие ли из вас когда-нибудь видели Солнце? Многих ли согревали его лучи, не замутненные стеклами? Многие ли видели открытый огонь?

Каждый вопрос встречали нечленораздельные вопли.

Алану приходилось бороться с заразительным кликушеством толпы. Хотя многие обитатели города действительно никогда не бывали снаружи, они лучше и полнее жили внутри его стен. И никто не запрещал им проводить отпуска за его пределами. Их удерживало не Государство, а своего рода агорафобия. В любом случае они пользовались дарами Солнца опосредованно – город снабжали энергией огромные солнечные батареи.

Словно прочтя эти невысказанные мысли, Огненный Шут продолжил:

– Мы злоупотребляем Солнцем. Мы извращаем материю жизни и меняем ее на материю смерти! Мы используем Солнце, чтобы снабжать энергией наши машины и оставаться живыми в пластиковых, металлических и бетонных гробах. Мы используем Солнце, толкая наши космические корабли к планетам – планетам, где мы вынуждены жить в полностью искусственных условиях, или планетам, которые перекраиваем и меняем их природный облик на подобный Земле. Это неверно! Кто мы такие, чтоб менять естественный порядок? Мы буквально играем с огнем – и этот огонь скоро обернется и испепелит нас!

– Да! Да!

Силясь не поддаться чарам, Алан заставил себя ощутить сомнение в логичности того, что говорил Огненный Шут. А тот еще какое-то время продолжал в том же духе, снова и снова вколачивая слова в готовые слушать уши толпы.

Доводы Огненного Шута были отнюдь не новы. В более мягкой форме о том же самом политики и философы определенного склада говорили уже не первый век, возможно, с самого начала промышленной революции. И все же доводы эти необязательно верны. В конечном счете все сводилось к вопросу: что лучше для человека – оставаться в пещерах непросвещенным дикарем или использовать присущие ему рассудок и способность создавать новое, добывая знания.

Чувствуя, что вроде бы ухватил, куда клонится происходящее, Алан понял, что и Огненный Шут, и те, кто, подобно его духу, противостоят Шуту, лишь придерживаются разных мнений. Любые грядущие споры, видимо, станут битвой невежеством одного рода и невежеством другого.

И все же неприятности назревали. Причем большие неприятности, если только чего-то не предпринять.

– Все религии видели в Солнце воплощение Бога… – говорил теперь Огненный Шут.

«Возможно, он искренен, – думал Алан, – возможно, он лишен личных амбиций, не подозревает о производимом им фуроре, не помышляет о столкновении, которое может последовать.»

И все же Огненный Шут влек к себе Алана. Юноше нравился этот человек; Алан восторгался его живостью и непосредственностью. Неудачно только, что ему случилось появиться в такое время, когда массовый психоз достиг такой высоты.

Теперь чей-то голос выкрикивал что-то насчет городского Совета. До Алана долетали обрывки фраз о закрытии уровней, о выпаде против Огненного Шута, об угрозе свободе слова. Удивительно, как можно принимать принципы демократии и в то же время отвергать их разговорами о выступлении толпы!

Удивительно… и весьма пугающе. Он повернулся взглянуть, сможет ли выйти. Выйти он не мог. Толпа сгрудилась, сжалась еще теснее. Его окружал ужасающий вид тысяч лиц с раскрытыми ртами. На мгновение он испугался, но потом подавил страх. Это не могло ему помочь. И мало что могло.

Голос Огненного Шута бушевал, требуя тишины, ругая толпу, понося ее. Сконфуженные, собравшиеся притихли.

– Слушайте! Слушайте! Вот что вам надо делать. Итак, городской Совет собирается закрыть эти уровни. Может быть, это из-за меня, а может, и нет! Но не все ли равно?

Кое-кто закричал: нет, мол, не все равно.

– Какую же угрозу видит во мне городской Совет? Может, я угрожаю кому-то еще? Говорю вам: никому!

Алана, как и собравшихся, озадачили эти слова.

– Никому! Мне нисколько не нужны проявления вашей любви, ваши мелкие страхи, ваши ничтожные столкновения! Я не жду от вас действия. Я не желаю действий. Я лишь хочу, чтобы вы осознали! Разумеется, вы можете изменить вашу физическую среду обитания. Но сначала вы должны изменить ваш склад ума. Вслушайтесь в слова, которыми вы сегодня пользуетесь. Вслушайтесь – и обнаружите, что они бессмысленны. У вас есть чувства, у вас есть слова. Но теми словами, что у вас есть, не описать ваших чувств. Попробуйте подумать о словах, которым это под силу! Тогда вы станете сильными. Тогда вам не нужен будет ваш дурацкий, хваленый так называемый «рассудок». Тогда вам не нужно будет топать строем на здание Совета!

Тем временем Алан подыскивал слова, которые описывали бы теперешнее положение Огненного Шута. Сказанное произвело на него впечатление, несмотря на его собственное решение как можно объективнее наблюдать. Слова, на самом деле, мало что значили. Их говаривали и раньше. Но слова эти кое на что намекали, давали ему ключ…

Благородное смущение. Слон, на которого напали мальчишки. И который все равно о них заботится. Алана поразила, насколько он чувствовал, внутренне присущая Огненному Шуту чистота. Но такая чистота могла опрокинуть мир!

Теперь в толпе стали появляться плакаты:

НЕТ – ПОГРЕБЕНИЮ ОГНЕННОГО ШУТА!

РУКИ ПРОЧЬ ОТ НИЖНИХ УРОВНЕЙ!

СОВЕТ НЕ МОЖЕТ ПОГАСИТЬ ПЛАМЕНИ ЧЕЛОВЕКА!

Повеселившись над такими нелепыми посланиями, Алан различил другие. Лучшим, возможно, был:

СЫНЫ СОЛНЦА ОТВЕРГАЮТ ПЛАН СОВЕТА!

Разум его начал перескакивать с одного на другое, выхватывая куски окружающего: лица, плакаты, беспорядочное движение толпы, исступленное лицо какой-то женщины; потом – обрывки звуков, внезапную мысль, что он с легкостью понял бы Огненного Шута, если бы тот убеждал его менее горячими, более интеллектуальными фразами; яркое лезвие света, стремительно вырвавшееся из маленького солнца, а потом втянутое обратно.

– Глупцы! – кричал Огненный Шут, на его загримированном лице смешались недоверие и гнев.

Алану показалось, будто грим исчез, и впервые он осознал, что вон там стоит человек. Личность, сложная и загадочная.

Но то было лишь мимолетное ощущение, потом он ощутил, что давление сзади ослабевает.

Часть толпы наконец повернулась и устремилась к выходу из пещеры.

А Огненный Шут? Алан глянул вверх. Огненный Шут призывал их остаться, но слова его потонули в истерических выкриках.

Теперь толпа понесла Алана обратно; ему пришлось повернуться и двигаться вместе с ней, иначе его могли затоптать. Он бросил взгляд на помост, и увидел, как сгорбилось, в противовес былой живости, тучное тело Огненного Шута.