Книга Красавица и ее чудовище - Ева Никольская

— И где они? — спросила заинтересованно.

— В каэрах своих мужей.

О! Уже что-то. Значит, не одна я такая "счастливая". Есть и другие, что бесспорно радует. Пригубив по этому случаю вина, я продолжила допрос. Была ли я пьяна? Немного. Но в моей ситуации так даже лучше. Меньше нервозности, ноль истерик, никакой депрессии, полное отсутствие страха (поводов для него мне, слава богу, не давали) и набирающий обороты здоровый пофигизм.

— А я могу их увидеть?

Брюнет молчал. Дооолго так молчал. И когда я уже решила, что он снова на что-то обиделся, выдал:

— У Арацельса спрашивай.

— Почему это? — не поняла я.

— Потому что ты его Дар приняла, а не мой.

Ну, вот… опять двадцать пять! И что ему на это сказать?

— Сам виноват, нечего было ворон считать, — не зря говорят, что лучшая защита — это нападение. От такого заявления в свой адрес брюнет слегка опешил. Слегка ли? Ну, как обычно, вообще-то. Качественно так опешил, надолго. Только черный глаз в темно-лиловом обрамлении продолжал удивленно моргать с интервалами секунд в пять. — Я, между прочим, терпеть не могу блондинов. Они скользкие и фальшивые, а еще они… слащавые и пресные, — меня никто не останавливал, и я с энтузиазмом продолжала свою обличительную речь: — Большинство из них либо бабники, либо геи. И этот твой Арацельс… — подыскивая подходящее определение к личности светловолосого Хранителя, я запнулась. Как-то не клеились к нему все вышеупомянутые эпитеты. Он был другим, совсем другим, но признавать это не хотелось из вредности.

— Кто он? — неожиданно проявил заинтересованность собеседник.

— Нннну… — замялась я.

— Действительно, кто? — раздалось от двери.

Мы с Камой синхронно повернулись на голос. Он со своим любимым выражением растерянности на лице, и я… с кружкой, за которой удобно прятаться. Свободная рука вцепилась в тетрадь, как в спасательный круг, будто эта стопка листов в белом переплете способна была уберечь меня от гнева своего создателя. Впрочем, я погорячилась. Арацельс стоял, прислонившись плечом к стене, и выглядел вполне мирным, даже расслабленным. Хотела бы я знать, как давно он слушает нашу задушевную беседу. Судя по колючему блеску в обманчиво-спокойных глазах… давно. А я-то надеялась, что мы говорим без свидетелей. И когда только войти успел, да еще и так бесшумно? Как хищник на охоте. Ну, вот и искомое определение появилось, да только озвучивать его меня что-то не тянет.

— Ээээ… блондин! — выдала я глубокомысленно и сама себе умилилась. Я бы еще "мужчина" сказала, тоже было бы очень верное наблюдение.

Его губы дрогнули, складываясь в жесткую улыбку. Он отделился от стены и медленно пошел к нам. Нас разделяли шагов пять, может чуть больше… Его гибкая фигура плавно скользила по полу, не производя никаких звуков. Словно невесомое привидение, хозяин каэры двигался вперед, а я мысленно отсчитывала последние секунды своей жизни. Вот сейчас открутит мне голову за слишком длинный язык и сразу ото всех проблем с нежелательной свадьбой избавится. И что я раньше такой простой и действенный вариант не рассматривала? Очень удобно… для него. И очень печально… для меня.

— А знаешь, маленькая мышка, — задумчиво начал Хранитель, приблизившись ко мне на расстояние вытянутой руки, — пожалуй…

Нереальный по своим переливам писк резанул по ушам, заставив Арацельса заткнуться, а меня вскочить. Непроизвольно махнув рукой, я выплеснула на пол остатки вина, едва не окатив ими блондина. Но благодаря потрясающей (меня уж точно потрясло) реакции, он увернулся от благоухающей жидкости, сохранив тем самым свою одежду в незапятнанном состоянии.

— О нет… — поморщился первый Хранитель, поворачиваясь на визг и тем самым открывая мне вид стола, на котором, странно выгнув спину, водил носом полусонный Ринго. Глаза его были закрыты, но это обстоятельство не мешало ему издавать тот болезненный для моего восприятия звук, от которого я судорожно прикрывала уши, пытаясь при этом удержать одной рукой тетрадь, а другой кружку. Нда, а мне казалось, что самые громкие возгласы этого существа я уже слышала. Ошиблась.

— Смерть дурачится? — подал голос на удивление невозмутимый Кама. Хотя… чему тут удивляться?

— Кто? — уставилась я на него, искренне обеспокоенная за здоровье зверька. Надо же такое заявить… Смерть дурачится. Кондрашка пушистика хватила, что ли? Вон и судороги уже начались: лапки дергаются, у хвоста столбняк, а глаза… впрочем, глаза он так и не удосужился открыть.

— Угу, — отозвался блондин, проигнорировав мой вопрос. — Опять где-то траву раздобыл.

— Что? — теперь мой взгляд был прикован к лицу красноглазого.

— Смерть идет, — пояснил он, сжалившись над моими попытками что-либо понять.

— Аааа, — с идиотской улыбкой ответила я и, перевернув кружку, потрясла ею. — Жаль, выпить нечего.

Арацельс странно посмотрел на меня (хорошо еще, что пальцем у виска не покрутил), а я в свою очередь уставилась на Ринго, который сменил писк на громкое урчание и, виляя задом, пополз к краю стола. Эм… это что, попытка суицида, что ли? Сейчас лапки сложит и рыбкой вниз кинется? Однако на самоубийцу зверушка не походила. Морда его была вытянута, а черная пуговка носа ходила ходуном, что-то вынюхивая. По-прежнему не открывая глаз, мохнатое существо мягко спрыгнуло на пол и шустро засеменило к приоткрытой двери. Его длинный хвост стоял трубой, а уши ритмично дергались в такт шагов. Засмотревшись на животное, я не сразу заметила гостя, переступившего порог так же бесшумно, как двигался ранее блондин. Лишь когда Ринго уперся носом в черные сапоги визитера, и, подняв мордочку, радостно взвизгнул, я увидела ЕГО.

Снизу вверх, как в замедленной съемке.

Взгляд мой поднимался постепенно и, чем больше ему открывалось, тем сильнее становилось желание спрятаться… хм… даже не за чашку, а за чью-нибудь широкую спину. Короче, кто не скрылся, я не виновата. Кама был дальше, да к тому же еще и сидел, поэтому спасительной стенкой для меня стал Арацельс. О том, что он, по моим расчетам, должен был меня прибить, я как-то быстро позабыла, увидев в дверном проеме крылатого мужика с насыщенно-красной кожей, витыми рогами и длинным стрельчатым хвостом, волочившимся по полу. Мужик сверкнул клыкастой улыбкой, помахал перед носом одуревшего от радости зверька пучком каких-то растений, и, отдав траву животному, умильно протягивающему к нему лапки, направился к нам.

— Опять твои шутки, Смерть, — вздохнул блондин, глядя на то, как Ринго, осчастливленный подарком, катается по полу в обнимку с вожделенным пучком листьев и тихо повизгивает от удовольствия.

Прямо как кот с валерьянкой. Разве что ассортимент выдаваемых зверьком па значительно разнообразней. От кувырков и перекатов до чечетки на задних лапах и движений а ля гусеница ползком на брюхе вокруг "травы". Н-да… нанюхался малыш, судя по происходящему, изрядно. И нажевался тоже. Чернокрылый довольно оскалился и, приподняв черную бровь, поинтересовался: