Книга Первый, случайный, единственный - Анна Берсенева

– Нет, – покачала головой Ева. – Совсем нет, ну что ты. Я понимаю, вы от него теперь шарахаться должны, как от чумы.

– Ой, рыбка, – засмеялась Полина, – от Темки – шарахаться! Особенно я! Он у тебя что, всадник без головы? Обыкновенный парнишка, – поддразнила она сестру. – Ну ладно, ладно, необыкновенный.

– Все бы тебе смеяться. – Ева тоже улыбнулась.

– А тебе бы все страдать, – не задержалась с ответом Полина. – Все ведь уже нормально, долг отдали, живете как два голубка, чего тебе еще?

– Да уж, нормально, – вздохнула Ева. – Юра без квартиры из-за меня, это нормально, по-твоему?

– И совсем не без квартиры. Я же шикарную конуру в Чертанове для Юрки выменяла, забыла? Жить в ней, правда, нормальному человеку невозможно, ну так у Жени поживет, – махнула рукой Полина. – У нее, между прочим, голова на плечах, а не свинья-копилка. Думаешь, она Юрку квартирным вопросом попрекает?

– Не думаю, – кивнула Ева, – но все-таки…

– А все-таки – наплевать и забыть, – решительно сказала Полина. – Юрка забыл, и ты забудь. Живи да радуйся со своим Темкой обожаемым. Я позавчера на его выставке была, – вспомнила она. – Ничего себе фоточки, внушает. Ты широко представлена, – хихикнула она. – Особенно на тех, прозрачных. Почему он их «Последняя Ева» назвал, кстати?

Темины занятия фотографией считала баловством даже его мама, не говоря уже о Наде, которая вообще не могла понять, что ее дочь нашла в этом приемщике фотопленок. Только Ева была уверена в том, что Артем занимается именно тем, чем и должен заниматься.

И Ева была его главной моделью. В крошечной квартирке, которую они снимали в Лефортове, ее фотографий было столько, что даже Полина крутила пальцем у виска, когда время от времени забегала к ним в гости и обнаруживала очередную серию. Конечно, Евины фотографии были и на первой Артемовой выставке.

Выставка эта была необычная. То есть сама выставка, может, была и обычная, но устроили ее на Бородинском мосту – фотографии были развешаны прямо в стеклянной трубе, повисшей над Москвой-рекой. И от этого особенно завораживающе смотрелись те огромные, в несколько квадратных метров, прозрачные оттиски, которые особенно понравились Полине.

Артем сделал их на технической пленке. Они пересекали стеклянный Бородинский мост сверху вниз, колыхались от едва ощутимого сквозняка и смотрелись даже не как фотографии, а просто как контуры – прихотливые, странные, мгновенно меняющиеся, образующие какое-то невиданное пространство. И на всех была Ева, просто на всех! Стояла под деревьями, сидела у окна, мелькала в просветах улиц, уходила, вглядывалась во что-то своими немыслимыми глазами… Неуловимой, волнующей трепетности ее облика как нельзя лучше соответствовала именно эта техника – оттиски на палево-серых прозрачных листах.

– Почему «Последняя Ева»? – переспросила она. – Я, знаешь, его отговаривала, хотя вообще-то никогда не вмешиваюсь. По-моему, претенциозное какое-то название. Но он так решил. Говорит, потому что таких женщин больше нет и не будет, – смущенно добавила Ева.

– Правильно говорит, – еле сдерживая смех, кивнула Полинка. – Товарищ понимает! Так почему тебе все-таки не спится? – напомнила она.

– Мне – не спится? – Ева сделала удивленное лицо.

– Рыбка, – рассердилась Полина, – когда ты пытаешься врать, тебя можно фотографировать для учебника по физиогномике. Есть такая наука?

– Нет, – улыбнулась Ева.

– Ну и фиг с ней. Ты не я, врать не умеешь, так что давай колись. Или я тебе не родственница?

– Родственница, родственница, – засмеялась Ева. И тут же печаль промелькнула по ее лицу, утонула в глазах. – Просто я вчера была у врача, и он сказал, что это наверняка.

– Что – наверняка? – удивилась Полина.

– Да, я ведь не тебе, я Юре как-то однажды говорила, – вспомнила Ева. – Наверняка – что я не смогу сама забеременеть.

– Это что значит – не сможешь сама? – тут же переспросила Полина; она всегда улавливала суть. – А другие что, сами беременеют? Непорочным зачатием?

– Это значит, что у меня спайки в обеих трубах, – спокойно объяснила Ева. – И никакого зачатия быть не может.

Как раз бы Полина поверила в ее спокойствие! Она тут же поняла, что вчерашний день перевернул Еве душу, и в ее собственной душе тут же словно маленькое лезвие провернулось.

– А Юрка что говорит? – спросила она.

– Юра не акушер-гинеколог, а хирург-травматолог, – ответила Ева. – Что он должен об этом говорить?

– Ну, может, он врачей каких-нибудь знает…

– Врачей я и сама знаю. Меня обследовали, и все врачи в один голос сказали одно и то же. Это довольно распространенное заболевание, лечить его трудно, а в моем возрасте на длительное лечение просто нет времени, и это тоже распространенная ситуация. Во мне вообще нет ничего замысловатого, – улыбнулась Ева. – И что такого особенного, если подумать? Обходятся ведь некоторые женщины без детей, и я тридцать пять лет обходилась, и дальше обойдусь. А Тема вряд ли вообще об этом задумывается, в его-то годы.

Она снова улыбнулась, и Полина рассердилась еще больше. Что некоторые женщины обходятся без детей, она и без Евы прекрасно знала. Да что там «некоторые», она сама была уверена, что обойдется без всяких детей! При мысли о том, чтобы рожать детей от какого-нибудь Лешика Оганезова, Полине хотелось удавиться. А Лешик был еще из лучших! А Игорь… Ладно, не об Игоре сейчас речь.

Но поверить в то, что без детей обойдется Ева, Полина не могла, хоть убей. Надо было совсем ее не знать, чтобы в это поверить.

Она сердито смотрела на сестру и грызла кончик рыжей пряди.

– Слушай! – вдруг вспомнила она. – А что-то я такое слышала, что детей в пробирке зачинают? Ну, типа гомункулусов.

– Зачинают, – кивнула Ева. – Но я этого делать не буду.

– Почему? – удивилась Полина. – Это же я так просто сказала насчет гомункулусов, нормальные дети получаются, ничего особенного. Третье тысячелетие на носу, рыбка! Скоро детей вообще из овец будут добывать.

Ева засмеялась так, что почти невозможно было уловить невеселость ее смеха. Но Полина, конечно, уловила.

– Ты, может, офигенно религиозная? – поинтересовалась она. – Типа, дети из пробирки не от Бога, и в налоговую ходить нельзя, потому что там число зверя выдают?

– Я в налоговую не хожу, потому что с учительской зарплатой туда не приглашают, – улыбнулась Ева.

– Не увиливай от ответа, – хмыкнула Полина. – Почему пробиреночка не хочешь?

– Потому что это такое дело… Слишком медицинское, – наконец выговорила Ева.

– То есть?

– То есть для этого надо превратить Темину жизнь в бесконечное хождение по врачам и… В общем, заставить его заниматься совершенно ему несвойственными вещами. Ты хоть представляешь себе, как происходит это зачатие?