Книга Белая кошка - Холли Блэк

Поправляю гематитовую подвеску. Подделка, скорее всего. Мастеров трансформации днем с огнем не сыщешь, поэтому настоящие амулеты делать некому. Такой мастер рождается раз в поколение или еще реже. А остальные — тоже фальшивые?

— Спасибо. Идея хорошая.

Одри прикусывает губу.

— Может, это из-за смерти отца?

— В смысле? — Я откидываюсь на гладкий подлокотник. — Он в аварии погиб, посреди бела дня.

— Из-за стресса иногда ходят во сне. А мама в тюрьме? Тоже причина.

Еле сдерживаюсь, чтобы не кричать.

— Папы уже три года как нет. Мама сидит почти столько же. Ты же не думаешь…

— Не злись.

Тру виски.

— Да не злюсь я! Ладно. Чуть с крыши не загремел, вылетел из школы, ты считаешь меня шизиком. Есть от чего на стенку лезть. — Делаю пару глубоких вдохов и выдаю свою самую виноватую улыбку. — Но на тебя я не злюсь.

— Вот и хорошо. На меня не надо.

Одри пихает меня в бок. Хватаю ее за руку.

— Я справлюсь. И с Норткатт разберусь, и в Уоллингфорд примут обратно.

Противно, что она сидит тут, посреди семейного бардака. И знает теперь обо мне слишком много: как будто наизнанку вывернулся, показал нутро.

Но я не хочу, чтобы Одри уходила. Она бросает опасливый взгляд в сторону кухни и шепчет:

— Слушай, только не бесись опять. А тебя не могли коснуться? Ну, знаешь, гигишники?

Коснуться. Поработать. Проклясть.

— Чтобы я ходил во сне?

— Чтобы спрыгнул с крыши. Как будто самоубийство.

— Денег такая штука стоит уйму. К тому же я все еще живой, так что вряд ли.

Не хотелось бы распространяться, но я и сам думал о подобной возможности. Не только я — все семейство, даже тайную ночную сходку устроили поэтому поводу.

— Спроси деда.

«Раз такой умный, сам и скажи мне, что происходит».

Киваю и рассеянно слежу, как она убирает в сумку распечатки. Мы легонько обнимаемся. Теплое дыхание щекочет шею, мои руки у нее на талии. С Одри я бы смог стать как все. Она словно опрометчивое обещание самому себе: «Ты сможешь стать нормальным парнем».

— Ну, пока.

Не успеваю сделать никакой глупости.

Проводив Одри. внимательно смотрю на деда. Отковыривает отверткой приржавевшие конфорки, даже ухом не ведет. А на меня, может, Захаровы ополчились. Он на них работал и, конечно, в курсе таких делишек — гораздо лучше меня все знает.

А не потому ли дед приехал?

Меня защищать.

Обессиленно прислоняюсь к раковине. К ужасу примешиваются благодарность и чувство вины.

Ночую в своей старой комнате. На потолке ветхие репродукции Магритта, на полках игрушечные роботы и книжки про мальчишек Харди. Мне снится дождь.

Точно знаю, что сплю, но дождевые капли страшно холодные. Вода заливает глаза, почти ничего не видно. Прикрываю лицо ладонью и, согнувшись в три погибели, ковыляю на свет.

Старый сарай позади дома. Ныряю внутрь. Нет, это, наверное, не наш сарай. Никаких инструментов и обломков мебели, только длинный коридор. Горят факелы. При ближайшем рассмотрении вижу: их удерживают торчащие из стены руки. Настоящие руки, не гипсовые. Вот одна поудобнее перехватила железную рукоять. Подпрыгиваю от неожиданности. Их словно отсекли на уровне запястья и приделали к стене — виден неровный срез.

— Эгей! — кричу, совсем как тогда на крыше.

Тишина.

Озираюсь. На деревянном полу от дождя натекла лужа. Но это же сон, какой смысл возвращаться и запирать сарай? Иду по неимоверно длинному коридору. Передо мной облезлая дверь, вместо ручки — оленье копыто. Жесткие шерстинки щекочут ладонь.

В комнате на полу хлопчатобумажный матрац, как у Баррона в общежитии, и комод. По-моему, тот самый, что мама купила через сайт eBay по Интернету, собиралась еще выкрасить его в ярко-зеленый цвет и поставить в гостевой спальне. В ящиках старые джинсы Филипа. Сухие, надеваю их. На дверце висит белая отцовская рубашка — я хорошо помню дырку на рукаве, прожженную сигаркой, пахнет его кремом после бритья.

Я знаю, что сплю. Совсем не страшно, но я пребываю в замешательстве. Возвращаюсь в коридор и поднимаюсь по лестнице к белой дверце. На ней висит хрустальный шнурок. Такие обычно показывают в телешоу сети PBS — шнурок, чтобы слуг вызывать. На этот нанизаны блестящие подвески от старой люстры. Дергаю. Где-то, порождая эхо, звенят колокольчики. Дверца открывается.

Посреди большой серой комнаты стоят старый садовый стол и пара стульев. Наверное, я все-таки в нашем сарае — сквозь щели в досках видно, что на улице до сих пор гроза.

На вышитой шелковой скатерти два серебряных подсвечника и два хрустальных бокала, две золоченые тарелки на серебряных блюдах накрыты серебряными колпаками.

Из темноты появляются кошки, сотни кошек — полосатые, трехцветные, рыжие, палевые, черные. Крадутся ко мне, толкаются, чтобы подобраться поближе.

Вспрыгиваю на стул и хватаю подсвечник. Что еще, интересно знать, выкинет мое больное воображение? В комнате появляется маленькое создание в платье, лицо закрыто вуалью. У дорогих кукол обычно похожие наряды. В доме у Лилы таких была куча, только мать запрещала трогать. Но мы все равно выкрадывали их у нее из-под носа. Однажды утащили одну к деду во двор. Играли, будто принцессу похитил мой могучий рейнджер, а сломанный тамагочи служил межзвездной картой. Крошечное платье тогда запачкали травой и порвали немного. У этого тоже дырка на подоле.

Вуаль сброшена. Передо мной на задних лапах стоит кошка, наклонила треугольную головку, вывернула шею под неестественным углом. Кошка в платье.

Громко смеюсь.

— Помоги мне. — Голос тихий, как у Лилы, только акцент необычный. Может, кошки всегда так разговаривают?

— Ладно.

Что тут еще скажешь?

— На меня наложили проклятие. Только ты можешь его снять, — говорит белая кошка — Лила.

Остальные звери молча наблюдают. Хвосты дергаются, подрагивают усы.

— Кто тебя проклял? — пытаюсь сдержать смех.

— Ты.

Моя улыбка превращается в оскал. Лила мертва, а коты не ходят как люди, не складывают молитвенно лапки на груди, не разговаривают.

— Только ты можешь его снять.

Смотрю на ее пасть, на клыки. У нее же губ нет, как она произносит слова?

— Подсказки повсюду. Времени мало.

Напоминаю себе: это всего лишь сон. Запутанный сон. Но мне и раньше снились кошки.

— Это ты откусила мне язык?

— Ты вроде его вернул.

Смотрит не мигая. Собираюсь ответить, но тут в спину впиваются когти, я вскрикиваю от боли. И просыпаюсь.