Книга Человек страха - Дин Кунц

— Опять не мой сон? — спросил Сэм.

— Он передан тем, кто заложил в тебя гипнотические команды. Очень издалека.

Однако запах гниющей плоти перенесся в реальную действительность.

— Ну что же, — проворчал Гноссос, поднимаясь с постели. — Мне теперь уже не заснуть. Сэм и Хуркос согласились с ним.

— Давайте продолжим осмотр достопримечательностей. Может, нам уже недолго ждать следующей команды.

— Куда пойдем? — спросил Хуркос. — Далеко? У меня до сих пор ноги болят.

— Недалеко, — заверил его Гноссос. Но они уже знали, что один шаг великана мог сойти за два, а то и за три, а небольшая прогулка, обещанная поэтом, грозила превратиться в утомительный марафон.

— Тут есть пара неплохих местечек, где можно посидеть. Одно из них как раз за углом. Называется оно “Преисподняя”.

Глава 8

"Преисподняя” оказалась баром. Но не просто баром, а копилкой необычных ощущений. Все здесь было приспособлено для того, чтобы вызвать определенную сенсорную реакцию. Из ниш и альковов выплывали, окутывая помещение, серебристо-молочные клубы дыма, иногда просто для эффекта, иногда, чтобы скрыть полураздетые фигуры танцовщиц. Доски на полу неожиданно откидывались, и из отверстий, как черт из коробочки, неожиданно выскакивали клоуны в малиновых, красных, желтых и белых костюмах — в зависимости от настроения посетителей. Блестящие ткани переливались разнообразными оттенками, в соответствии с вашими ощущениями. Пол, стены и потолок вращались с разными скоростями и в противоположных направлениях. То и дело вспыхивали вертящиеся фонари. По комнате носились симфонии запахов, доводя завсегдатаев до синастезии, когда музыка доставляла неописуемое наслаждение органам обоняния. В воздухе голубым туманом разливался эротический аромат, щекоча ноздри и связывая все ощущения в одно пульсирующее, благоухающее целое.

Они заняли свободный столик в углу. Робот-официант поставил им выпивку, как только Гноссос сделал заказ, набрав его на серебряных клавишах, и опустил в прорезь нужное количество монет. Они сидели, прихлебывая прохладные напитки и разглядывая присутствовавших в баре посетителей.

— А что в этом заведении такого особенного? — спросил Сэм, задыхаясь от тяжелого аромата духов. — Оно ничем не отличается от вестибюля “Гранд-отеля” или десятка других подобных местечек.

— Погляди на людей, — загадочно произнес Гноссос.

Сэм поглядел. Ни одеждой, ни поведением они ничем не противоречили тому, чтобы было принято в Империи. О чем он и сказал Гноссосу.

— Присмотрись к ним получше, — ответил тот. — Посмотри на их лица.

Сэм перевел взгляд на людей, сидевших поодаль. И увидел. Чем дольше он смотрел, тем яснее и очевиднее становилось отличие этих людей от тех, кого ему приходилось встречать сегодня на улицах. Но что же это такое? Сэм порылся у себя в памяти, ища что-нибудь похожее, какое-нибудь подобие, которое помогло бы ему передать увиденное словами. Он уже готов был сдаться, когда его вдруг осенило. Взгляд на их лицах поразительно напоминал глаза нетопырей, которых держали в вольере в зоопарке. В естественных условиях нетопыри двигались быстрее, чем молния по грозовому небу. Они казались глазу бешено вертящимися, смазанными всполохами. А загнанные в вольер, они прижимались лбами к стеклянным стенам и тоскливо глядели туда, где была свобода, движение, желая снова сделаться молниями, обрести то, чего их лишили.

— Я понял, — сказал он Гноссосу.

— Это ненатуралы.

— Те, кто...

— Те, кто хочет убивать, — докончил за него Гноссос. — Они родились дефективными, их психика искорежена жаждой убийства, всепожирающей алчностью и крайним эгоизмом. Правительству ничего другого не оставалось, как только взять и превратить их в сверхощущенцев... Если они ударят кого-нибудь, то сами чувствуют боль. Только в десять раз сильнее. И любая причиненная ими боль многократно отдает по их нервной системе. Если они помогают кому-нибудь, то чувствуют доставленное другим удовольствие. Если они убьют кого-нибудь, то почувствуют агонию и предсмертные судороги в десять раз острее, чем их жертва. Никто не в состоянии это выдержать. Вот почему они не убивают и не причиняют боли другим.

— А выглядят они вполне нормально, — покачал головой Сэм.

— Внешне. Внешне, Сэм. Но внутри...

— Он знает про ненатуралов, — вмешался Хуркос, — но не знает про +++++. Любопытно.

— Поразмыслим над этим за стаканчиком, — сказал Гноссос, делая новый заказ.

Он опустил монеты в прорезь. Но напитки вопреки ожиданиям не поднесли. Он стукнул разочек по стоявшему поблизости роботу-официанту, а потом зычным голосом подозвал живого бармена, который, сидя за стойкой, протирал стаканы. Его лицо начинало багроветь, как в тот раз, когда Сэм врезался в его корабль. Но и Сэм, и Хуркос уже знали, что это был лишь притворный гнев, напущенный для того, чтобы позабавиться, приняв разъяренный вид. Бармен открыл дверцу в стойке и пересек зал почти такими же быстрыми и уверенными шагами, как обычно ходил Гноссос. На лице его застыло напряженное выражение загнанного в вольер нетопыря.

— Эта штука сломана! — рявкнул Гноссос. — Верните мне мои деньги.

— Вот, пожалуйста, — сказал бармен, бросив поэту три монетки. — А теперь вам всем лучше уйти отсюда — будьте добры.

— Почему? — спросил Сэм. Он уже второй раз за это время столкнулся с откровенной грубостью — первый раз с христианином, а теперь с ненатуралом. Это его озадачило.

— Это бар не для натуралов.

— Ничего натуральнее этого хамства я не встречал, — пробормотал Хуркос.

Бармен проигнорировал это замечание.

— Нас должны обслуживать в любом месте, — возмутился Гноссос. — В Империи нет сегрегации натуралов и ненатуралов.

Бармен перенес вес тела с ноги на ногу — то ли он действительно немного испугался, а может быть, просто избрал другую линию поведения.

— Я прошу вас об этом для вашей же собственной безопасности. — Теперь в его глазах отчетливо читались страх и беспокойство.

— Вы мне угрожаете? — удивленно спросил Гноссос. — Здесь что, дикари собрались?

— Я не угрожаю. Я же сказал, это в ваших собственных интересах. Это все из-за него — вон того.

Они проследили взглядом за пальцем бармена, дернувшимся в направлении стоявшего в дальнем углу человека. Незнакомец держал в руке стакан желтой жидкости, отхлебывая ее без видимых усилий большими глотками, и, ополоснув ею рот, как зубным эликсиром, отправлял ее себе в глотку. Он был огромен, почти так же широк в плечах, как Гноссос, рыжеволосый и красноглазый. Там, где у Гноссоса намечался жирок, у него бугрились мышцы. Его руки, покрытые узлами мускулов, могли, казалось, разнести на кусочки что угодно и кого угодно. Его сжатые в кулаки мохнатые руки разжимались лишь затем, чтобы схватить стакан с выпивкой.