Книга Симфония тьмы - Дин Кунц

Мрачно улыбаясь, он повернулся к остальным семи колоннам из кровавого желе.

Пока его внимание было сосредоточено на первой твари, остальные подобрались устрашающе близко. Гил стал отбегать назад танцующим шагом, стреляя на ходу. Он уничтожил еще две колонны, но вдруг поскользнулся и упал на спину, путаясь в собственных ногах и руках. Ружье выпало из рук, затарахтело по гладкому камню и, вертясь, отлетело на дюжину футов от Гила…

Его голова заскользила по камню почти так же, как ружье, вспыхнула обжигающая боль от ссадин. Каждый нерв в теле натянулся струной и завопил, ибо в эту минуту, вполне возможно, пришел конец Гильому Дюфе Григу… Гил, превозмогая головокружение, прыгнул к ружью, покатился по полу, поймал приклад, но в панике выронил оружие, однако вскоре схватил снова. Он повернулся, собираясь встать на ноги, и увидел, что кровяная тварь почти уже нависла над ним. В ее массе сбивались черные сгустки, она с бульканьем надвигалась. Вот из-под нее змеей выскользнула псевдоподия, охватила его ногу, ужалила и убралась.

Толпа застонала.

Гил почувствовал звенящий зуд — это началось нарушение естественной молекулярной схемы его тела. И тогда, выхаркивая из груди испуганные рыдания, он вскинул ружье и в упор выстрелил в кровяную тварь. С многоголосым гудением одна звуковая схема сокрушила и стерла другую, и кровяная тварь исчезла. Звенящий зуд в ноге прекратился тоже, но осталась тупая ноющая боль — это его молекулярная структура возмущенно протестовала против такого убийственного вмешательства.

Но кровяная тварь исчезла!

А остальные четыре — нет.

И были теперь еще ближе.

И тянулись к нему…

Стиснув в руках звуковое ружье, Гил откатился в сторону, пока не ударился о стену арены. Все еще словно пьяный, он кое-как встал и прижался спиной к невысокому барьеру из мерцающего камня. У него ныли все ребра, и нога, и ссадина сбоку на голове. Он пытался очистить мозг, убрать из глаз двоящиеся, троящиеся, множащиеся изображения, а паника колотилась в нем, кричала, что у него нет времени отдышаться и оправиться, что у него вообще нет времени…

Толпа снова кричала, и резкий ревущий вопль словно помог ему прогнать дурманящее головокружение. Он почувствовал, как дыхание возвращается… нет, еще не к норме, но уже к чему-то похожему на норму, хотя бешеные удары сердца о грудную клетку не унимались. Он вскинул ружье и направил на четыре кровяные твари. Они не могли двигаться с той же быстротой, с какой он стрелял. Одна за другой они исчезали, проваливаясь в никуда.

Пронзительные крики толпы показали, что еще не все кончено — люди знали, что будет дальше.

Но у него болела голова, а глаза были залиты потом и кровью, в этот момент он не видел ничего вокруг. Сквозь водянистую дымку арена казалась пустой, если не считать туши дракона и разбросанных частей дьяволов, которых он рассек акустическим ножом. Оттолкнувшись от стены, он двинулся обратно, в сторону Скамьи, чтобы иметь за спиной свободное пространство для отступления, когда будет подвергнут следующему испытанию. Он чувствовал, что ему придется отступать и бежать, слишком уж мало энергии у него осталось, совершенно недостаточно для сражения.

Ноги не болели. Напротив, они вообще ничего не ощущали. Словно превратились в тупые бесчувственные стальные чушки, которые были приварены к его бедрам и двигались по командам какого-то дистанционного механизма, управляемого ленивым и недовольным роботом. Вверх-вниз, вверх-вниз… Он понял, что не чувствует даже, как ступают подошвы по полу. Он устал, страшно устал. Только выплескивающиеся в кровь естественные запасы адреналина заставляли его идти дальше, и запасы эти, похоже, угрожающе близились к истощению. Он снова поискал глазами противника, ибо толпа кричала, испытывая свой миллионный по счету пароксизм радости, пропитанной ужасом, свой миллионный оргазм страха. Гил поморгал, пытаясь смахнуть капли пота с ресниц, поднял руку, чтобы стереть кровь. Пальцы были еще живы, но он понимал, что тот полупаралич, который сковал его ноги, ползет выше, к плечам и рукам, стремясь превратить его полного зомби. И тогда юноша понял, что у него одна возможность выжить — если следующее испытание начнется как можно скорее, пока в нем еще остается хоть какая-то энергия, хоть капля силы…

И тут он увидел…

…извивающееся в бумажной коже дракона…

…ползающее там…

Нечто…

Дракон был ящиком Пандоры, наполненным ночными кошмарами. И этот новый кошмар оказался змеей — гигантом среди змей. Она подняла голову — не меньше грузовика размером — огромными, словно блюда, зелеными глазами, выдвинула ее из туши ящера. Раздвоенный язык шипением вылетал из пасти-пещеры и снова прятался. Сколько колец ее тела скрывалось в драконе? Сколько футов его может таить в себе дракон?

Но тут Гил понял, что мастера испытаний могут выпустить из мертвого дракона столько колец и столько футов, сколько пожелают. Логика не играла тут никакой роли. Логические и физические законы были отброшены прочь. Значение имели лишь ночные кошмары мастеров, инженеры стремились поделиться ими с испытуемым, а они могли увидеть в жутких своих снах все, что угодно. Из туши может выползти хоть тысяча футов змеи. Две тысячи. Десять тысяч. Они могут заполнить этой змеей хоть всю арену от стены до стены и просто раздавить его змеиным чешуйчатым телом.

И сколько еще других тварей может вылезти вслед за змеей из этой туши, если, предположим, ему удастся убить змею? Не роятся ли там, внутри, бесчисленные ужасы? Не придется ли сражаться до полного изнеможения, пока не свалишься и признаешь себя побежденным?

И тут он увидел все в хрустальной простоте и ясности. Осознал единственное, до чего требовалось дойти умом. Первое правило звука — понять простоту всех остальных правил. Управлять звуком просто, по силам чуть ли не идиоту…

Ответ на все его сегодняшние загадки — ящик Пандоры. Если уничтожить тушу дракона, то ящик Пандоры разлетится в щепки. До сих пор он не обращал внимания на труп чудовища, потому что опасался активных противников. А теперь понял, что именно дракон был их источником, так что можно позволить себе игнорировать все остальное, но уничтожить дракона.

Змея сфокусировала на Гиле зеленые фосфоресцирующие глаза-блюдца…

Он устало поднял ружье.

Выше, выше, выше…

Все выше и выше, кольцо за кольцом, дыбилась змея над мертвым драконом, раскачиваясь влево и вправо, взад и вперед, выматываясь из туши словно медлительный чертик из коробочки, все выше, выше, выше…

Гил прицелился в тело дракона, не обращая внимания на грозную змею, — ведь она была лишь вторичным противником.

Змея поднялась над драконьей тушей уже на пятьдесят футов, обнажились ее огромные зубы, с которых капала жидкость…

Он нажал на спусковой крючок.

Он уничтожил дракона.

Змея шлепнулась на пол, как перерезанная веревка, впрочем, не змея — только ползмеи. Та часть, которая все еще была свернута кольцами внутри дракона, не уцелела, лишь пятидесятифутовый кусок чудища извивался по арене. Брыкаясь без ног, вопя без голоса, даже в смерти своей оно пыталось добраться до него. Вот раскрылись гигантские челюсти…