Книга Россия, которой не было - 2. Русская Атлантида - Андрей Буровский

Иван Грозный собирает армию ни много ни мало в 300 тысяч человек. По крайней мере, таковы планы; в реальности собрать такую армию, конечно, невозможно. Кстати, население Московии в то время — порядка 4—5 миллионов человек, а Речи Посполитой — 7—8. Как видно, пропорция говорит сама за себя.

В это же время, загребая жар чужими руками, пошла делать захваты Швеция. Раньше она поставила гарнизоны только в городах, где жили протестанты-единоверцы, где можно было рассчитывать на поддержку. Теперь же Швеция воспользовалась случаем, вторглась в населенные православными области, захватила Нарву, Корелу, всю Ижорскую область.

1582 год ознаменовался двумя событиями: царь Иван совершил еще одно убийство — на этот раз уже взрослого сына, Ивана. То самое, что изображено на картине И. Репина «Иван Грозный и сын его Иван».

И второе важное событие 1582 года: Московия все-таки вымолила у Речи Посполитой… ну, не мир, но уж хотя бы перемирие. Стефан Баторий согласен был на перемирие, чтобы подготовиться к настоящей войне. Ям-Запольское перемирие на 10 лет, по которому восстанавливались прежние границы между Московией и Великим княжеством Литовским, а в Ливонии Московия не получала совершенно ничего.

Разоренная страна физически не могла воевать, как бы ни хотел этого ее полусумасшедший властелин. И тогда со Швецией тоже подписали Плюсское перемирие 1583, по которому Московия признавала за ней Ям, Копорье, Ивангород, Ижорскую землю — в общем, все сделанные шведами захваты, и в Ливонии, и в Северо-Западной Руси.

Здесь уместно напомнить, что полузабытая Ливонская война изменила карту Европы не меньше, чем наполеоновские войны или Вторая мировая. Благодаря в первую очередь ей, с карты Европы исчезло три государства: Ливония была разделена, а Великое княжество Литовское и Польша объединились в Речь Посполитую.

А для Московии итоги войны были только отрицательными: полное отсутствие каких-либо приобретений, важные потери на северо-западе. До разорения Новгорода Московия могла торговать с Европой через Новгород. Теперь Новгород был уничтожен опричниками, а от Балтики Московию отрезала Швеция.

Масштаб экономического и социального разорения Московии после войны оказался поистине колоссален.

С 1550 по 1580 год (за тридцать лет) население Московии сократилось примерно на четверть. Не нужно думать, что непременно все погибли. Многие бежали за пределы страны: к казакам на Дон, в Литву, в восточные области, которые формально входили в Московию, но куда длинные руки московского царя фактически не доставали.

Клин пахотных земель тоже сократился на четверть.

Стало меньше хлеба, тем более, что число свободных крестьян-общинников уменьшилось наполовину. А что рабский труд непроизводителен, давно известно. Урожайность хлеба стала даже ниже и уж по крайней мере не росла.

В 1569—1571 разразился грандиозный голод, причем по всей территории Московии. Раньше голод возникал в одной какой-то области и можно было подвезти хлеб. Теперь голодали везде. Везти хлеб было неоткуда.

Кстати, вот явственное доказательство политической природы голода: в Московии голод был везде: и на черноземах юга, и на подзолах севера, во всех экологических зонах. А в Речи Посполитой голода не было нигде: ни на роскошных черноземах Киевщины, ни в благодатной Волыни, ни на торфяных почвах гомельского и могилевского Полесья.

Так что хлеб, конечно, можно было ввезти из Великого княжества Литовского, но с ним как раз воевали. И в Московии в эти годы дело доходило до людоедства, и погибли сотни тысяч человек.

Но еще страшнее оказался разгром торговли, ремесла, всего городского хозяйства. Большая часть городов Московии была совершенно разорена, во многих и населения почти не осталось. Например, в городе Гдове осталось 14 домохозяйств. Даже в Москве население сократилось втрое.

Исчезли такие мощные самостоятельные центры, как Псков и Новгород.

К концу правления великого князя и царя Ивана IV страна пришла в такое состояние, как будто она потерпела сокрушительное поражение от неприятельской армии, как будто на ее территории велись военные действия, а потом ее долго грабила и вывозила все, что возможно, оккупационная армия. В таком состоянии находилась Германия после Тридцатилетней войны 1618—1648 годов.

Но кто же разгромил страну? Большую часть территории Московии не тронул неприятель. Даже Стефан Баторий не пошел дальше Пскова. Шведы не сунулись даже туда, остались в цепочке приморских городов на Балтике. Более того, совсем недавно в страну хлынул поток материальных ценностей из Ливонии! Куда же все делось?!

Историки давно уже говорят о том, что разгромил Московию ее великий князь и царь Иван IV Грозный. В XVIII веке Карамзин писал об этом еще робко, осторожно. Соловьев — уже откровеннее. Ключевский на рубеже XIX и XX веков — совершенно прямо. Костомаров, меньше связывавший себя с официальной идеологией Российской империи, тоже писал о разгроме, учиненном в стране собственным правительством. И о том, что Смута 1606—1613 годов прямо вызвана действиями Ивана IV.

Князь Щербатов в своем знаменитом сочинении «О повреждении нравов в России» прямо писал, что эпоха Ивана — это время, когда любовь к отечеству «затухла, а место ее заняла низость, раболепство, старание о своей только собственности».

Но действует, действует обаяние Большого московского мифа! Для большинства историков и XVIII, и XIX века все равно важно оправдать политику Ивана, любой ценой извернуться и доказать, что чудовищные жертвы имели смысл. «Критерием Татищева и Ломоносова было национальное могущество России, понимаемое исключительно как ее устрашающий потенциал, а не ограничение власти, не процветание ее интеллекта, не благополучие ее граждан» [92, с. 289].

В его истории изящность, простота

Доказывают нам без всякого пристрастья

Необходимость самовластья

И прелести кнута.

Так писал А. С. Пушкин об «Истории» Карамзина.

И даже убежденный западник Герцен писал, что «Москва спасла Россию, задушив все, что было свободного в русской жизни». И понимает, что «задушила», но ведь продолжает верить, что «спасла». Вот ведь упорство!

Были, конечно, и князь Щербатов, и ехидный Пушкин, и убежденнейший сторонник русской свободы граф А. К. Толстой, который написал и опубликовал большими тиражами своего «Князя Серебряного» и «Василия Шибанова».

Существовали и учебные пособия, и литературные произведения, в которых Иван IV выглядел весьма непривлекательно, а мнение ученых об его эпохе доводилось до сведения неспециалистов.

При советской власти писать «клевету» на прогрессивного Ивана и оправдывать «реакционных бояр» никто не позволил бы, потому что уже в 1930 году советские историки получили четкое задание ЦК и лично Сталина — найти исторические оправдания репрессиям эпохи Ивана и опричнине!

Даже вторая серия фильма Эйзенштейна «Иван Грозный», в угоду властям сделанная в духе апологетики и всяческого возвеличивания этого мрачного персонажа, не была выпущена на экраны и осуждена в специальном постановлении ЦК ВКП (б). В этом постановлении опричное войско однозначно определялось, как «прогрессивное», а князья и бояре как «реакционные».