Книга Золотая пыль (сборник) - Генри Мерримен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Много-много часов я лежал без сна, обдумывая события, следовавшие друг за другом такой стремительной чередой. Но одна мысль главенствовала над всеми: даже в мельчайших деталях нашего существования то правосудие, что неизмеримо могущественнее человеческого, незримо вершит свой путь. Его мудрость видел я в случайности, как мы это называем, пославшей мне с этими новостями именно сестру Рене. Расскажи мне о гибели «Принсипе Амадео» Сэндер, я, в пылу момента, наверняка признался бы ему, что видел на борту отплывающего из Генуи парохода виконта де Клериси. Но у меня появилось время подумать, и я понял, что знать это надлежит только мадам де Клериси, и Сэндер к этому касательства не имеет. Этот хитроумный сыщик преданно исполнил порученное ему дело – позволил мне поймать Шарля Миста. Возвращена половина денег, а эта половина сама по себе уже целое состояние. Остается только заплатить мистеру Сэндеру и пожелать ему всего самого хорошего.
Но для этого предстояло дождаться Альфонса Жиро, который уведомил меня телеграммой, что все еще находится в Ницце. Я не знал тогда, что он был подвергнут формальному аресту за участие в охоте, так плохо закончившейся для подлеца Миста. Также лишь позднее, через несколько месяцев, стало известно и про то, что мой добрый друг Джон Тернер тоже поспешил в Ниццу, захватив с собой крупного парижского адвоката, чтобы защищать меня на процессе, состоявшемся, пока я лежал больной в Генуе. Более того, сестра Рене не вполне рассталась с женским притворством, когда надела убор монашенки, – она искусно утаила факт, что мою комнату в «Отель де Жен» стерегут днем и ночью. Что сделал я на этой земле, чтобы заслужить таких преданных друзей?
Суд завершился вполне благополучно, и не прошло и недели, как Альфонс приехал в Геную. Он с детской радостью оттягивал момент, когда будет разменивать один из чеков на пять тысяч фунтов. Сделав это, молодой человек вернул мне мои скромные займы, рассчитался с Сэндером и позволил мне облегченно вздохнуть, когда проводил агента в Лондон. Я чувствовал себя слегка преступником, и секрет, ставший моим по чистой случайности, так и рвался наружу под бдительным оком сыщика.
Погода установилась необычайно жаркая, и в городе вспыхнула эпидемия. Минули две недели, в ходе которых Жиро неустанно нес при мне караул. Доктор, первый представитель своей профессии, с которым мне довелось иметь дело, француз по национальности и опытный хирург, поставил меня на путь выздоровления, но ускорить его не мог.
– Где живете вы у себя на родине? – спросил он меня как-то раз очень серьезно.
– В Саффолке, это на восточном побережье Англии.
– Климат там отличается от здешнего?
– Настолько, насколько закат отличается от восхода, – ответил я и ощутил вдруг страстное желание оказаться среди утесов, вдохнуть свежий воздух Хоптона.
– Вы хороший моряк? – спросил врач.
– Половину детства и юности провел в Северном море.
Француз подошел к окну и остановился в глубокой задумчивости.
– В таком случае отправляйтесь первым пароходом домой и поживите там, – сказал он наконец. – Ваша родная страна сделает для вас больше, чем все доктора Италии.
Звенья цепи
La plus grande preuve d'abnégation que donne l,amitié,
c,est de vivre à coté de l’amour[119].
Раньше в этих своих записках я упоминал, и даже обращал внимание читателя на факт, что определенные события, если рассматривать их в свете последующего знания, выстраиваются, подобно звеньям цепи, в единое целое.
Спокойные месяцы, завершавшие год Коммуны, я провел в Хоптоне. Изабелла уехала, оставив Литтл-Кортон на попечение управляющего. Пользуясь отсутствием дел, я занялся сведением событий прошлого в одну цепь.
Поначалу непросто было осознать, что те минуты на моле в Генуе не являлись частью галлюцинаций, посещавших меня во время болезни. Но, всегда обладая практичным складом ума, я не поддался иллюзии, и этот странный каприз из числа тех, что преподносит иногда жизнь, стал постепенно доходить до моего сознания по мере того, как необъяснимое начало обретать смутные черты.
В родном климате силы быстро вернулись ко мне, и если честно, еще до открытия охотничьего сезона я напрочь позабыл про все раны и недуги. Впрочем, приклад ружья к плечу я вскидывал не так ловко, как проделывал это до того, как пуля Миста засела в моей мышце.
Мадам де Клериси и Люсиль вернулись в Париж, но, как писала мне первая из них, мечтали покинуть столицу, переставшую быть приятным местом обитания для легитимистов. Мадам по-прежнему доверяла мне ведение своих дел, которыми я tant bien que mal[120] занимался посредством переписки. Виды на урожай были отличные, и мы без особого страха смотрели в ближайшее будущее.
Время от времени Альфонс Жиро проводил пару дней с дамами, но сочинителем писем он был скверным, не лучше меня, и мы в ту пору имели друг о друге мало вестей.
Виконтесса, как я подметил, о Люсиль старалась упоминать как можно реже. «Альфонс у нас», – написала она однажды, ничего не добавив. «Люсиль чувствует себя хорошо и всегда весела» – в другой раз. Такие скудные сведения не могли меня удовлетворить.
Дважды мадам приглашала меня провести у них несколько дней или недель на улице Пальмье, и дважды я отказывался. Если по правде, мне не хотелось встречаться с госпожой де Клериси до тех пор, пока вся картина событий не сложится воедино, и я смогу не опасаться какого-нибудь слабого звена.
В сентябре я побывал в Париже, где провел всего два дня и позаботился о том, чтобы не встретиться с мадам, ее дочерью или Альфонсом. И больше ожидаемого преуспел в поисках недостающего звена.
«Раз уж вы не можете покинуть свое имение сейчас, – писала мне виконтесса, – то, быть может, навестите нас в Ла-Полин к концу сбора винограда. Друг мой, я воистину вынуждена просить вас об этом, поскольку урожай велик, и нам не обойтись в финансовых вопросах без знаний и опыта, которые вы так любезно предоставили в наше распоряжение».
На это предложение я ответил весьма туманно, полагая, что в скором времени Альфонс может сообщить нам весть, которая внесет большие перемены в несколько судеб. Теперь, когда он обрел значительную часть утраченного наследства, у него не имелось причин тянуть с завершением своего ухаживания за Люсиль.
Я также обсудил с Джоном Тернером проблему, возникающую в том случае, если мы исходим из факта гибели сообщника Миста на злополучном «Принсипе Амадео». Ведь выходило так, что этот человек унес с собой – если не в тот мир, так уж из этого точно, – остаток состояния Альфонса Жиро.
«Через пять лет Жиро сможет вернуть себе стоимость утраченных чеков, – заверил меня банкир. – Теперь, имея все основания считать бумаги сгинувшими в море, мы смело можем приостановить все выплаты по ним». В том же самом письме мой друг сообщал кое-что, имеющее касание ко мне. «Я становлюсь все старше и толще, – писал он. – И в свете сих фактов решил назначить вас практически своим наследником. Человек, который отказался жениться на такой прекрасной девушке, как Изабелла Гейерсон, да еще и от изрядного состояния, которым она владеет, воистину заслуживает проблем с деньгами. Поэтому я решил завещать их вам».