Книга Иван Калита - Юрий Торубаров

Для Дарьюшки они предложили свой тайник.

— И гнуса там не тути, да и постель царска, — сказал гундор.

Ночью друзья пробрались в свой курень. Он встретил их чуть ли не воплем радости. Да Андрей пресёк.

— Тише, друзеки! Не то атаман ворвётся, велит меня схватить как нарушителя наших обычаев и традиций.

Утром, неурочно, ударил колокол. Он звал казаков на круг.

— Это ещё чё? — взбеленился атаман. — Кто велел?

Да кто ответит. Своих людей разогнал по степи ловить беглого есаула. А казаки ручьями стекались на майдан. Атаман метался в курени, не зная, что делать. Он хорошо понимал, что просто так никто бы не стал звонить.

— Значит... вернулись. Мои не углядели. Ну, что ж, потягаемся, кто кого. Только берегись, Андрей! — и он с силой ударил плетью по столу. — Ишь, гад, на кого хвост подымает. Забыл, кому жизнью обязан. Не будет те пощады!

На круг атаман не пошёл. За ним пришли казаки.

— Атаман, пошли с нами. Круг зовёт!

Круг — это магическое слово. Это — высшая власть. Хист старался казаться весёлым. По дороге пытался шутить.

Повозка в центре. К ней, расступившись, пропускают атамана. Но она уже занята. На ней молодой казак Митяй, друзек Андрея. Да, он молод. Но уж испытал по полной казацкую жизнь. Один поход с днепровцами чего стоит! Не будь его, не быть бы Митяю на повозке. Прогнали бы враз.

— Друзеки-казаки! — орёт он, стараясь перекричать взбудораженную толпу.

Она постепенно смолкает. Теперь все взоры на него: что же он скажет.

— Казаки! — опять слышится его голос. — Нам надоть заслухать атамана. Ён предал Семёна!

— Кто мня обвинят? — Хист вскакивает на повозку.

— Я! — раздался чей-то голос.

Толпа разворачивается и расступается. Волоча за собой ногу и опираясь на палку, подходит казак. Многие его знают. Это Ергун из Твери. Подойдя к повозке, он пытается на неё взобраться. Митяй подаёт ему руку. Поднявшись, он поворачивается к побледневшему атаману.

— Чё, узнаешь, окаянный отпатчик? Други, — обращается он к казакам, — ето не Хист, а Хлюст, — он тычет пальцем в его грудь.

Атаман пытался грубить, показать казакам, что тот не прав.

— Закрой хайло! — понеслось отовсюду. — Говори, Ергун, — орала толпа.

— Чё говорить, Семён послал его, чтоб он с тыла вдарил по басурману. А ён, — он опять тычет ему в грудь, — ждал, покаместь нас перебьют.

— Неправда!

— Правдать! — на повозку вскакивает моложавый казак. — Правдать! — орёт он. — Нарочно завёл нас за рядант, чтоб мы не слыхивали и не видывали, как бьются казаки! Сколь раз мы те говорили, что пора, — он поворачивается к атаману, — а ты отвечал: мол, рано! Ты знал, чё у Семёна сила на исходе. Те захотелось получить атаманову хоругвь. Смерти ему!

— Неправда, казаки! Послухайте мня! Я не ради ся старался. Ради вас!

Раздались смешки.

— Вот вам крест, — он как-то неловко перекрестился, — я для вас. Думал: а вдруг татарня пойдеть на кош. Кто защитит?

— За кош испугался. А что атамана бросил, не побоялся!

— Не бросал я. Не хотел я зла атаману.

— Не хотел, — вдруг на повозку запрыгнул Андрей, — а ну скажи, чё ты сделал с внучкой атамановой?

По толпе пробежал непонятный шорох:

— У атамана была внучка?

— Да, была, казаки, — ответил Андрей. — Прежде чем попасть в казаки, у него был сын. А у сына была дочка, а атаману внучка. Сын погиб. Делился атаман с внучкой своей башловкой. чё тут такого? В мошну казацкую не лез.

— Правильно, не лез, — понеслось со всех сторон, — пусть скажет, чё он с ней сделал!

— Да я её и знать не знал. чё вы, казаки! чё? Он её от всех таил. А кто с им ездил? Ты! — показывает он на Андрея, — ты знал и где она. А щас на мня валишь!

— Говори, Андрей, — шумит толпа.

— Я не буду говорить! Пущай она сама вам расскажет.

— А где она?

— Она здеся! — это голос Захара.

Толпа расступается, и к повозке подошли Захар и Дарья. Бледнеет, отступает назад Хист при виде девушки. Андрей спрыгивает и помогает ей подняться на повозку.

— Хороша! — проносится по толпе.

— Говори, — шепчет Андрей.

— Я всё расскажу, — голос её чист и приятен.

И как приговор зазвучали её правдивые слова. Выслушав Дарью, толпа скандировала:

— Смерть Хисту, смерть!

Кто-то грубо толкнул его с повозки. В воздух взлетели папахи. Приговор состоялся.

Андрей почувствовал на себе чей-то взгляд. Он оглянулся. На него смотрели умоляющие глаза Хиста. И тут он вспомнил, что когда-то Хист внёс свою лепту в его спасение. В душе родилась жалость: «Надо спасти. И пусть убирается подобру». Андрей машет руками, хочет остановить людской поток. Да где там. С повозки соскакивает Ергун и вонзает в грудь Хиста зализку со словами:

— За Семёна! За Власа! За тех казаков! За неё!

Толпа звереет. Понеслись голоса:

— Смерть его прихвостням!

Андрей поднял руки:

— Казаки! Успокойтесь, не распаляйтесь!

Неожиданно толпа пришла в движение. Андрей не мог понять, в чём дело. Наконец выяснилось. К повозке шёл отец Порфирий. В руках крест, и он им освящал казаков, поочерёдно поворачиваясь то на одну, то на другую сторону:

— Благослови, Господи! Благослови, Господи!

Взобравшись на повозку, он запел:

— Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твоё, да придёт Царствие Твоё...

Толпа подхватила молитву. По её окончании батюшка сказал:

— Казак, — он посмотрел на Андрея, — прав. Успокойтесь! Да простит Владыка беззаконие наше! — и, трижды кланяясь, перекрестился. — Пойду в церковь, помолюсь об убиенных душах.

Батюшка удалился. Какое-то время казаки безмолвствовали, точно не зная, что делать, лишившись своего главы. Но это длилось недолго. Как-то незаметно толпа разбилась на группы. Больше других оказалась та, которая ходила в поход с днепровцами. От этой группы вышел казак с пышными усами и по-днепровски пострижен, с оселедцем.

— Казаки! — разглаживая усы, забасил он, — мы остались без батяни. А бирюк — и тот вожака имеет. Волю Андрея! В походах — проверен! Зубец — молодец! — сказав, он важно посмотрел по сторонам, ещё раз провёл рукой по усам и спрыгнул с повозки.

Запрыгнул ещё один казак и тоже выкрикнул Андрея. Толпа стала заражаться этим именем. Андрей понял это и вскочил вновь на повозку.

— Казаки-друзеки! Я благодарен за доверие! — и он поклонился на четыре стороны, потом, выпрямившись, спросил: — Скажите, казак слово держит?