Книга Записки беспогонника - Сергей Голицын

Пылаев поручил Тимошкову с ротой пулеметного батальона Запасного полка строить 118-й БРО, а мне с двумя ротами минометного батальона строить соседний БРО — № 117. В помощь мне был дан помкомвзвода Цурин.

Я привел 400 бойцов в деревню Еланы, на автомашине были доставлены лопаты и топоры. У Тимошкова сразу завязались дружеские отношения со старшим лейтенантом командиром роты, они и поселились вместе. А мой комбат — капитан, как увидел меня беспогонника, так повернулся ко мне спиной и не стал даже разговаривать со мной.

А ведь я вместе с Цуриным должен был руководить работами, расставлять чужих бойцов, и офицеры должны были меня слушаться беспрекословно. Замполит и старшие лейтенанты — командиры рот тоже со мной не считались. Все четверо на двух пролетках с утра уезжали в соседнюю деревню к каким-то бабам.

Ну, а следом за командирами и бойцы, совсем не желавшие копать в комарином царстве, относились к работе просто с ненавистью. Только два молодых лейтенанта — командиры взводов и старший сержант — парторг — слушали мои указания. С их помощью была сооружена доска показателей, в которую я каждый вечер вписывал цифры выработки по взводам. Эти цифры заставляли командиров взводов кое-как поддерживать дисциплину и невольно подстегивали их.

А вот с кем я сразу сдружился, так это со старшиной. Выручили меня все те же соленые огурцы. Я ему дал 10 килограммов, а он меня поставил на довольствие в офицерскую столовую, где обеды были просто превосходными. Свою свиную тушенку и «рузвельтовы» яйца я спрятал про черный день.

Копали солдаты плохо: и вкривь и вкось. Я предвидел нагоняй от Пылаева. Тут явилось новое лицо — вновь назначенный к нам в роту инженер-фортификатор лейтенант Ледуховский, которого я немного знал раньше в штабе УВПС-25.

Поджарый, постоянно болевший желудком и поэтому раздражительный, да еще самонадеянный и недалекий, был он раньше железнодорожником, с высшим, однако, образованием. Под его нудным руководством мне пришлось провести всю войну.

Придя на работы, он не стал слушать моих жалоб на ненормальную обстановку, не пошел смотреть траншеи, а моментально увел меня вглубь леса, хотя я предупреждал его, что без меня копать будут еще хуже.

— Пустяки, Цурин один справится, — отвечал он.

Чем дальше мы углублялись с Ледуховским в чащу леса, тем непроходимее становилось болото. Мы вскоре убедились, что Некрасов, рекогносцировавший БРО № 117, испугавшись болота, самым бессовестным и преступным образом сжулил и начертил траншеи только на бумаге. А фактически расстояние до следующего БРО № 116 оказалось не 300 метров, как на схеме, а не менее двух километров. Надо было немедленно, не дожидаясь приказа свыше, заполнить новой рекогносцировкой образовавшуюся брешь между двумя БРО. И естественно, Ледуховский, не знавший этого дела, не мог с этим справиться один. Два дня ходили мы с ним по невероятной трущобе и болотам, выбирая передний край нового БРО — № 117а. Выбрали, и, не дожидаясь утверждения, я поставил бойцов на работу. Но копать в воде было невозможно, поэтому через 200–300 метров мы воздвигали земляные крепости — пулеметные позиции со стрелковыми ячейками, забранные сосновыми жердями. А перед этими позициями на протяжении всех двух километров я приказал устроить лесной завал шириной в 50 метров.

10 гектаров великолепного строевого сосняка сокрушили солдаты за несколько дней. Треск и шум стояли в лесу, когда падали деревья. Солдаты их валили с азартом, с яростью. Русская душа любит крушить и разрушать.

Много раз после войны я вспоминал: сколько же за те годы и притом совершенно зря погубил я лесу!

Дня через три прискакал на своей Ласточке Пылаев и сейчас же набросился на меня за плохие траншеи и начал ставить в пример работу Тимошкова.

Я оправдывался, говорил, что Ледуховский уводил меня на рекогносцировки.

— А зачем ты такого дурака слушаешь? — кипятился Пылаев. — Ты знаешь, твое место здесь. Пускай бы он один и забивал колышки.

Я пожаловался Пылаеву, как комбат, замполит и оба комроты наплевательски относятся к работам. Отсюда и плохое качество и низкие темпы.

Пылаев при мне написал рапорт майору Елисееву. А через два дня в Еланы приехал подполковник — начальник штаба Запасного полка. Он попал как раз в санитарный день, когда все мылись в бане и стирались, а на работу никто не вышел, а господа офицеры гуляли в соседней деревне. Он выгнал бойцов из бани, отыскал комбата пьяного и устроил настоящий разгром. Комбат был снят с должности, замполит и оба комроты получили выговоры.

В тот же вечер явился новый комбат — капитан, который сразу вызвал меня к себе и спросил:

— Скажите, кто вам мешает и что вам мешает?

Я ему рассказал все откровенно, однако похвалил двух лейтенантов и парторга. Он тут же вызвал всех офицеров и приказал им выполнять фортификационные работы, как боевое задание, а мои приказы исполнять беспрекословно.

На следующий вечер, припомнив все, что знал, я прочел офицерам лекцию по фортификации. Меня слушали с большим интересом, задавали много вопросов. Беседа затянулась до глубокой ночи.

Темпы работы сразу резко повысились, и отношение ко мне переменилось. Но так продолжалось лишь три дня. На четвертый, только мы было приступили к работам, как прискакал верховой с приказом немедленно уходить.

— Как, что, почему? — спрашивал я.

— Уходим совсем. Прощайте, — отвечал, улыбаясь, комбат.

А уже взвода строились. На меня никто не обращал внимания.

Я побежал в расположение своей роты и прямо направился в землянку к Пылаеву. Там сидели все наши командиры.

— Ну вот, и второй тут, — засмеялся Пылаев.

Оказывается, только что явился Тимошков с таким же известием.

— Но почему так неожиданно? В чем дело? Что за безобразие? — горячился я.

— Дай-ка ухо, — сказал Пылаев. Я нагнулся. — На днях начнется наше наступление, — шепнул он мне.

Я так и прикусил язык.

В тот же вечер пришел приказ майора Елисеева — всей роте двигаться по определенному маршруту на север километров за 80 под город Рогачев. В другом конверте была бумажка от майора Харламова — откомандировать меня в расположение штаба 74-го ВСО для сдачи Березинского рубежа.

Я аж зубами заскрежетал.

— Ладно, — сказал Пылаев, — мы завтра рано утром стронемся с места, а записку о тебе будто бы и не получали.

В 6 утра двинулись мы в поход, прошли километров 15 и остановились на дневку. В ожидании обеда я разлегся под кустом. Вдруг меня вызвал Пылаев. Тут же стоял, держа под уздцы коня, верховой из штаба ВСО. Пылаев протянул мне бумажку. Я прочел: «Вторично приказываю вам немедленно направить командира взвода Голицына в расположение штаба 74-го ВСО для сдачи рубежа». И подписал ее майор Елисеев.

— Ничего не могу поделать, — сказал Пылаев. — Оставляй вещи у нас, поезжай сдавать и поскорее возвращайся.