Книга Напряжение растет - Владимир Ильин

– Не работают, – в легкой панике шептал он мне. – Слишком долго! Очень долго!

– Да все будет нормально, – успокаивал его я. – Только… Ты уж извини меня, ладно?

– А? Да нет! – махнул он рукой. – Ты ведь знал, что я не пропаду, поэтому решил ее спасать, верно?

– Я… – замялся, не зная, как объяснить это помутнение рассудка.

– А я говорю – верно! – подытожил он и просто замотал раны на пальцах чистой тряпкой.

– Спасибо, – обнял я его другой рукой.

Рядом устроился Артем – он уже нашел ботинок и теперь пытался разжечь костер.

– Может, Силой попробовать? – произнес Тема с сомнением, пытаясь скормить огню со спичек влажные ветви.

А сухого в округе ничего и не было – все вымокло, на берегу слой воды и в лесу тоже.

– Ты что, это ведь нарушение правил! – зашипел на него Паша.

– Нет уже никаких правил, – хмыкнули ему в ответ. – Ты сколько людей знаешь, у которых есть браслеты, как у Федора?

– Ну у тебя же что-то похожее было… – замялся он.

– У меня – на пять минут, – жестко ответил Артем. – Максимум. И это – очень хороший результат, знаешь ли! А потом всех смыло бы: Федора! Максима!

– Свету… – подсказал Паша.

– Может быть, Свету… – понурился скрипач, расстегивая футляр и оглядывая скрипку на предмет попавшей воды.

– Но ведь мы…

– Это – мы! А остальные?! У всех есть Федор и кровавые артефакты в нарушение законов?!

– Это личная вещь рода, переданная по наследству, – нахмурился брат. – Можно!

– Ну да, – признал Артем. – Но без нее… Это уже не турнир, а мясорубка.

– Да наверняка нас всех контролировали! Вот, смотрите, вертолет летит, – указал Паша рукой, услышав на стрекот вертушки.

– Я бы за такой контроль… Ладно, давайте хоть одежду выжмем. И выиграем уже этот конкурс, – горько улыбнулся Артем.

Наскоро распрощавшись с излишней влагой, зашагали, ориентируясь по отмеченным с воздуха приметам. Несмотря на близость цели, усталость не позволяла бежать – даже не физическая, а такая, что хотелось сесть и проспать пару дней.

Ноги хлюпали по раскисшей земле, неохотно отдававшей ботинки обратно. Над головами вновь возникли тучи – это отогнанная в сторону гроза решила посмотреть на окружающий нас кавардак.

Мимо еще раз пролетела вертушка, зависла чуть поодаль в вышине.

– Герб Еремеевых, – поднял голову Артем. – Видимо, Нику ищут.

– Она, наверное, выше по течению. – Паша тоже поднял к вертолету голову и указал верное направление. – Она там! Там смотрите!

Вертолет будто понял и нырнул в ту сторону.

Этот лес вовсе не походил на турнирный. Не было в нем ни чащобы, ни лабиринтов – обычный средний лесочек с полянками и просматривающимися под ногами тропами. Да и просторнее тут было меж деревьев, никаких веток, грозящих уцепиться за одежду. А потом мы вышли к забору с запрещающей табличкой – только она была с той стороны, а не с нашей.

– Здорово, – хмыкнул Артем. – Ничего себе нас волной выкинуло.

– А это – почему? – Я перелез через забор и с любопытством стал изучать грозный знак с черепами и черными молниями.

Впервые был в запрещенном месте, куда вообще нельзя заходить, и только после выхода из него узнал, что там так много интересного. Как-то даже… несправедливо.

– Кто знает этих Борецких, – пожал плечами Артем. – Жили себе жили сотни лет, а потом раз – и не стало. Может, там, откуда мы пришли, есть ответ.

– Очень интересно!

– Так, стоять! – задержал меня Тема. – У нас план. Турнир – потом все остальное.

– Ладно, – с разочарованием отвернулся я от тайны.

Скоро тропа вновь вывела нас к берегу, а там знакомая чащоба, выращенная будто бы специально, да просеки.

– Почти на месте! – ликовал Пашка.

На этот раз решили прямую дорогу не игнорировать. Хотя с воздуха все расстояния кажутся малыми, да и шли мы около двадцати минут, не меньше, но все же сейчас казалось, что вот-вот – и победа.

По просеке уже практически бежали, шла она все еще вдоль берега – через ветви проглядывала помутневшая от наводнения река. Под ботинками по-прежнему хлюпала вода, но на это уже никто не обращал внимания – ни Паша, ни Артем, ни Света, ни Федор у меня на плечах. Вокруг царила тишина; птицы – и те наверняка улетели, оттого, кроме ветра в кронах деревьев, ничего не было слышно. Мы у финиша и явно – одни. Это будоражило кровь и давало силы.

Тем удивительнее было выскочить на очередном повороте на десяток упакованных в стандартное воинское обмундирование мужчин в глухих шлемофонах. На гербе у сердца – любопытствующая ласка, поднявшаяся над зубцом кремлевской стены. Еремеевы.

– Я же говорил, ее надо там искать, – выдохнул Паша, указывая на реку. – Нику вместе с нами смыло, но нас несло явно быстрее.

– Паша, Зубов? – спросил стоящий в центре, самый габаритный из безликих за защитными масками.

– Да, верно, – с удивлением посмотрел Паша на говорившего.

На голову тут же словно молот опустился. Мир на несколько секунд погас.

Ощутил я себя лежащим на земле, лицом в пожелтевшей мокрой траве. Руки не шевелились, ноги не ощущались. В голове страшно гудело, попытка повернуться тут же отозвалась резкой болью и коротким обмороком. Мир размытыми пятнами плыл перед глазами, не желая становиться четче. До слуха доходили обрывочные фразы, казавшиеся нереальными и неправильными…

– …в вертолет… Остальных в реку…

Мир наконец-то обрел четкость – то, что было черным вытянутым пятном, оказалось ногой Федора. Мимо проволокли тело Светланы.

– Куда! Двумя руками держи… Не должно быть следов… Они утонули…

Глава 29

Черное небо над нами качалось под сплетением веток. Голова запрокинулась, в затылке отдавало резкой болью при каждом шаге человека, что нес меня на руках. Нес небрежно, больно задевая моими ногами кусты и стволы деревьев, царапая ветвями безвольно висящие руки. А я ничего не мог поделать. Чувствительность вернулась, но там, где положено быть Силе, – равнодушие. Будто созерцание глубокого сна, над которым нет власти.

Отряд из четырех человек двигался к воде, легко удерживая свой груз. Дорога петляла в лабиринте, позволяя на поворотах посмотреть на Артема с перекошенными очками на лице; на Федора, руки которого прижали к футляру скрипки, чтобы та не упала…

Где-то внутри рождались тревога и злость, свежими каплями падая в мутное болото безразличия.

«Спасти, его надо спасти!» – билось внутри.

Но во сне на это не было силы. Только злость.

Не поднять руки, не сжать ладони в кулак. Только зубы скрежетали в бессилии.