Книга Кудесник (сборник) - Евгений Салиас де Турнемир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что все это означает? – гневно спросил Зубов.
Граф объяснился.
– Но какое основание может иметь князь арестовать персидскую княжну в минуту ее венчания? Это смахивает на простое похищение женщины!
– Не могу и не должен знать-с. Бумаги и дела княжны у князя. Я исполняю только приказание светлейшего, – отвечал Велемирский почтительно.
Зубов вышел на улицу.
Шмитгоф как потерянный, почти, казалось, без сознания всего окружающего, последовал за ним… И чуть-чуть, по рассеянности и убитости, не сел артист в коляску Зубова.
Персияне уже уехали, и он был один.
Народ глядел на уезжавших по очереди в глубоком молчании. Власти разыгрались – держи язык за зубами. А то, не ровен час, сболтнется – и живо причастным к делу окажешься.
Но когда Зубов отъехал, а граф Велемирский и Брусков тоже ускакали, толпа шелохнулась и, расходясь во все стороны, загудела, весело перемешивая речь смехом и прибаутками.
Два имени – Потемкин и Зубов были у всех на языке.
И народ сразу рассудил дело иначе, чем сами участники происшествия. Офицеры, бравшие княжну как бы под арест, верили, что увозят женщину. А народ решил по-своему.
– Нешто станет он для такого дела силком девку во дворец волочить – чего ему в персидке этой! Невидаль какая!
– А энтот, вишь, ее с немцем венчать хотел. А князю тот немец самый нагадил… Князь его и поучит…
– Вестимо. А то – для себя, вишь, будет!
– Ну вот из-под носу невесту теперь взял да за другого, гляди, и просватает.
– А что, ребята… Я что видел! – говорил глуповатый молодой парень.
– Что?
– Персидка-то эта самая? Как ее сгребли да повезли… Чудно!..
– Да ну, что?
– Сидит да смеется. Ей-богу! Ей бы плакать, а она смеется…
– Чего ж ей плакать-то?..
– Я ж почем знаю…
Экипаж княжны Изфагановой, в сопровождении конвоя из офицеров и солдат, немало дивил всех встречных…
Прохожие ожидали увидеть в карете мощную фигуру князя, а вместо него оттуда выглядывала миниатюрная женская фигурка, хорошенькая, богато одетая и весело улыбающаяся.
Наконец карета въехала во двор Таврического дворца… Княжна при помощи лакеев выпрыгнула на подъезд и быстро вошла в швейцарскую.
– Доложить прикажете? – несколько недоумевая, спросил швейцар-невшателец, узнавший княжну, но дивившийся конвою ее…
– Не знаю, – нерешительно отозвалась княжна. – Я думаю!..
Но прискакавший с нею капитан Немцевич уже бежал докладывать…
Другой офицер, Брусков, тоже слез с лошади и, спокойно войдя в швейцарскую вслед за княжной, вдруг, как бы волшебством, превратился в истукана. Он стоял невдалеке от княжны и глядел на нее разинув рот, широко тараща глаза, очевидно, находясь под мгновенным влиянием столбняка.
«Княжна Изфаганова? – повторял он мысленно, и он вдруг подумал, искренно испугавшись: – Батюшки, уж не я ли спятил?»
– Что, какова? И вас поразило? Дивная красавица, – шепнул ему на ухо чиновник Петушков, прибежавший из канцелярии поглазеть на княжну.
– Да-а… – промычал Брусков бессознательно.
– Вы в первый раз ее видите?..
– Я… Да-а… Я… Ой, не спятил ли я? – громко проговорил Брусков.
Княжна, озиравшаяся кругом, услыхала эти слова и увидела взгляд Брускова, прикованный к ней, и, усмехнувшись, повернулась к нему спиной.
– Князь просит пожаловать! – почти крикнул Немцевич, спускаясь рысью по лестнице.
Княжна поднялась быстрой походкой, прошла весь дворец, все парадные комнаты и большую залу, уже окутанные мерцающими сумерками летней белой ночи.
Князь распахнул дверь из кабинета и ждал; завидя идущую, он, еще издали, протянул к ней руки.
– Ну… – вскрикнул он. – Иди, княжна моя неоцененная!
И, когда княжна была уже около него, он нагнулся, обхватил ее могучими руками и поднял на воздух как перышко…
– Целуй меня… Вот так!.. – с чувством сказал он, целуясь. – Еще раз… Вот так… Чем поквитаюсь – не знаю…
И, поставив ее на пол, слегка смущенную и румяную от волнения, князь потянул ее за руку, ведя в кабинет.
– Садись. Рассказывай все… Ничего не забудь! Все… Раненых нет?
– Нет!
– Аминь и Богу слава! Ну, ну, рассказывай!..
Княжна начала быстро рассказывать.
Между тем у церкви происходило иное.
Чрез полчаса после происшествия, когда улица давно опустела и пастор, довольный отчасти, что все так разрешилось мимо него, выходил из темной церкви, причетник тушил свечи, на ступенях паперти ему попалась на глаза в полумраке сидящая фигура в блестящем костюме…
Пастор подошел ближе, пригляделся и ахнул. Это был злосчастный жених.
Шмитгоф сидел на ступени, очевидно уже давно, положив голову на руки и закрыв лицо ладонями.
Пастор позвал его… Он не двинулся и не ответил.
Старик заговорил с участием и наконец тронул молодого человека рукой за плечо. Артист наполовину очнулся и поднял голову.
– Что же это вы… Так! здесь?.. Идите! Уезжайте домой.
Артист смотрел в лицо пастора и молчал.
Лицо его, даже в сумраке вечера, сверкало белизной.
– Как вы бледны! – воскликнул участливо старик. – Идите. Войдите хоть ко мне пока…
Шмитгоф поднялся с трудом, как бы наполовину сознательно, и молча двинулся, пошатываясь, за пастором. Старик что-то говорил, но он не слушал.
Они вошли в квартиру.
– Утешьтесь. Авось все обойдется еще счастливо, – заговорил пастор. – Господин Зубов очень возмущен этим делом. Посмотрите. Он ответит, то есть князь. Есть же предел наконец, хотя бы и могущественным людям! Это соблазн! Ему прикажут возвратить вам вашу невесту.
– Возвратить! – воскликнул вдруг артист и зарыдал. – Возвратить!.. Опозоренную!
Старик вздохнул и, стоя против сидящего и рыдающего молодого человека, ни слова не ответил…
– Она погибла! Погибла! – восклицал молодой человек и взглядом как бы умолял пастора о противоречии.
Но старик, понурившись, молчал.
В тот же вечер рассказ о «неистовом деянии» князя облетел город.
Многие лица, ездившие смотреть свадьбу, были тоже очевидцами насилия над чужеземкой.
– Как? Нашлась девушка, которая не сдалась добровольно уже постаревшему бабьему угоднику, так он норовит силой взять! – восклицали одни.
– Да еще действует не сам, позорит военное звание, посылая на такое дело офицеров! – прибавляли другие.
