Книга Скандал с Модильяни. Бумажные деньги - Кен Фоллетт

– Это еще зачем? – спросил Джэко изумленно и озлобленно.

– Мы обязаны информировать полицию обо всех подобных инцидентах, – ответил доктор.

Дорин сразу заметила, что одним из констеблей была женщина. Ее охватило желание немедленно сообщить: Уилли подстрелили, когда он выполнял работу для Тони Кокса. Это поставит Тони под крепкий удар. Но за пятнадцать лет замужества за вором у нее выработалась почти инстинктивная привычка лгать копам. И мысль не успела оформиться, а она уже знала, что Уилли никогда не простил бы ей сотрудничества с легавыми.

Нет, она ни о чем не могла рассказать полицейским. Зато внезапно поняла, кому все расскажет совершенно без угрызений совести.

– Мне необходимо позвонить по телефону, – обратилась она к медсестре.

Час дня

Глава двадцать третья

Кевин Харт взбежал по лестнице и ворвался в зал отдела новостей «Ивнинг пост».

Юнец из курьерской службы в рубашке фирмы «Брутус» и в ботинках на платформе проходил мимо с кипой номеров газеты – только что отпечатанным часовым выпуском. Кевин схватил газету, лежавшую поверх остальных, и уселся за свой стол.

Его материал поместили на первую полосу!

Заголовок гласил: НЕФТЯНОЙ БОСС ИЗ ПРАВИТЕЛЬСТВА В КОМЕ. Несколько секунд потом Кевин не мог отвести глаз от ласкавшей взор подписи под статьей. «Наш специальный корреспондент Кевин Харт». Потом взялся за чтение.

Младший министр и парламентский секретарь министерства энергетики мистер Тимоти Фицпитерсон был найден сегодня без сознания в квартире, которую он снимает в районе Вестминстера.

Рядом с ним обнаружили пустой пузырек из-под таблеток.

Мистер Фицпитерсон, который занимает в правительстве должность куратора политики в области добычи нефти и использования прочих энергетических ресурсов, был срочно доставлен на «Скорой помощи» в больницу.

Я как раз прибыл к нему для проведения интервью, что совпало по времени с появлением полицейского констебля Рона Боулера, отправленного для выяснения причин отсутствия младшего министра на важном совещании.

Мы застали мистера Фицпитерсона распростертым у своего рабочего стола. «Скорая помощь» была вызвана нами незамедлительно.

Представитель министерства энергетики заявил: «Как нам представляется, мистер Фицпитерсон по ошибке принял слишком большую дозу лекарства. Но мы, разумеется, проведем расследование всех обстоятельств случившегося».

Тиму Фицпитерсону 41 год. Он женат и имеет троих детей.

Позже в больнице нам сообщили: «Он находится в легкой коме, но его жизни ничто не угрожает».

Кевин еще раз перечитал заметку, не сразу поверив, что правильно понял содержание своего материала. Текст, продиктованный им по телефону, оказался переписан до полной неузнаваемости и с фактическими ошибками. Он ощутил опустошенность и злость. Это должно было стать моментом его славы, но какой-то бесхребетный редактор все испоганил.

А где же упоминание об анонимном звонке с намеком, что Фицпитерсон завел себе любовницу? Как насчет звонка от самого министра, заявившего о шантаже против себя? Предполагалось, что газеты должны сообщать читателям всю правду, или он чего-то не понимал?

Его гнев бурлил все сильнее. Он не для того избрал эту профессию, чтобы стать бездумным писакой. Другое дело – некоторое преувеличение. Кевин готов был порой превратить пьяную драку в историю про войну гангстерских банд, когда выдавался уж слишком спокойный денек. Но сокрытие важнейших фактов, особенно если речь шла о крупном политике? Нет, в таких играх он не желал принимать участие.

Если журналист не способен встать на защиту истины, то кто еще сумеет это сделать?

Он поднялся, сложил газету и направился к столу руководства отдела новостей.

Артур Коул как раз только что положил телефонную трубку и поднял взгляд на Кевина.

Тот швырнул газету прямо под нос начальнику:

– Что же это такое, Артур? Мы имели историю о подвергавшемся шантажу политике, который пытался покончить с собой, а в «Ивнинг пост» написано, что это случайный прием чрезмерной дозы лекарства.

Но Коул уже смотрел мимо него.

– Барни, – окликнул он другого репортера. – Подойди ко мне на минуточку.

– Что происходит, Артур? – не унимался Харт.

Теперь Коул посмотрел на него.

– Отвали от меня на хрен, Кевин. Не до тебя, – сказал он.

Кевин буквально вытаращил на него глаза.

Коул тем временем уже обращался к репортеру по имени Барни:

– Позвони в полицию Эссекса и проверь, действительно ли они объявили в розыск похищенный микроавтобус.

Кевин отвернулся, совершенно ошеломленный. Он приготовился к горячей дискуссии, к спору, даже к ссоре, но не к тому, что от него просто так отмахнутся, словно от назойливой мухи. Он снова уселся в дальнем конце помещения спиной к заместителю редактора отдела, упершись невидящим взором в газету. Не об этом ли предупреждали закаленные ветераны провинциальной журналистики, когда не советовали связываться с Флит-стрит? Неужели были правы чокнутые сторонники левацких взглядов в колледже, утверждавшие, что британская пресса – продажная девка империализма?

Я ведь тоже не какой-нибудь там наивный идеалист, размышлял он. Сам готов с пеной у рта доказывать правомерность нашей настырности, склонности к сенсациям и прямо скажу в лицо кому угодно: народ получает ту печать, какую заслуживает. Но я все же не окончательно превратился в циника. Бог пока миловал. А потому верю, что наша миссия – выяснять правду и предавать ее гласности.

У него даже успело зародиться сомнение, хочет ли он продолжать карьеру журналиста. Работа по большей части была откровенно скучной. Конечно, происходили и взлеты, когда все шло как по маслу, получалась отличная статья и твое имя появлялось в газете. Или вспыхивал действительно крупный скандал, и сразу шестеро или семеро твоих коллег бросались к телефонам, чтобы победить в гонке с конкурентами, в состязании друг с другом. Нечто подобное случилось, видимо, и сейчас: он что-то слышал о налете на банковский фургон с деньгами. Но вот только сам Кевин оказался ни при чем. Ведь все равно девять десятых рабочего времени неизменно тратилось на тоскливое ожидание. Ты ждал заявления полиции, вынесения вердикта присяжными, прибытия звезд кино или других знаменитостей. Ждал чего угодно, чтобы получился материал для твоего издания.

Разумеется, Кевин рассчитывал, что на Флит-стрит все окажется иначе, чем в вечерней газете в Мидлендсе, где он успел поработать после окончания университета. Еще репортером на испытательном сроке в провинции он с удовольствием брал интервью у никому не известных, но безгранично самовлюбленных членов местного совета, публиковал непомерно раздутые жалобы обитателей общественных жилых домов, сочинял хвалебные рецензии на пьесы драматургов-любителей, писал заметки о пропавших кошках и собаках, о поднимавшейся волне мелкого хулиганства в молодежной среде. Причем даже в Мидлендсе ему порой удавалось сделать что-то, чем он по праву мог гордиться. Например, из-под его пера вышла целая серия серьезных и социально значимых очерков о проблемах прибывавших в город иммигрантов из бывших колоний. Он написал вызвавшую большую шумиху статью о бессмысленной трате денег местными властями, освещал затянувшееся и сложное расследование деятельности нечистых на руку членов городского комитета по планированию. Как он с надеждой и с предвкушением ожидал, переезд на Флит-стрит будет означать, что отныне он станет заниматься только темами, обладавшими общенациональным звучанием, а с мелкими местными банальностями окажется покончено навсегда. Но, к своему разочарованию, обнаружил, что все серьезные материалы в более или менее важных сферах – в политике, в экономике, в промышленности, в искусстве – были заведомо отданы на откуп специалистам, а к рабочим местам этих специалистов выстроилась длиннющая очередь из таких же умных и талантливых молодых людей, как сам Кевин Харт.