Книга Севастопольский конвой - Богдан Сушинский

Гродов протолкался к трапу и начал подниматься по нему, чтобы стащить оттуда крикуна силой, но в это время дверь приоткрылась и прозвучал пистолетный выстрел. Кавалерист глухо охнул и упал прямо на Дмитрия, чуть было не снеся его с нижних ступенек трапа. Но теперь уже не мог успокоиться офицер конвоя: он, не целясь, выстрелил еще раз, в полумрак трюма, но, к счастью, и эту пулю тоже приняло на себя тело кавалериста, повисшее на Гродове.

Однако румын ошибся: убийство кавалериста не только не испугало остальных пленных, а наоборот, взбудоражило их. Трюм буквально забурлил человеческими страстями. Кто-то прокричал: «Бойцы, борта у этого румынского корыта гнилые, палуба тоже! Выбивай доски!» Кто-то бросился к трапу, однако Дмитрий остановил его.

– Слушайте меня внимательно, – как можно громче и тверже произнес он. – С вами говорит бывший командир десантного полка морской пехоты майор Гродов.

– Неужели тот самый? – тут же отреагировал кто-то из тех, кто слышал о пребывании майора в их группе впервые.

– …Того полка, что высаживался под Григорьевкой?!

– Ох, и пустили же они тогда кровушки румынам!

– Возможно, все мы так и погибнем на этой барже, – не реагировал на их возгласы десантник. – Но мы не можем допустить, чтобы смерть наша оказалась бессмысленной. Если уж гибнуть, то в борьбе, нанося урон противнику. Поэтому никакой паники, никакой истерии и никаких непродуманных действий! Теперь уже скрываться нечего, поэтому скажу: мы, несколько командиров и красноармейцев, создали штаб восстания. Вы уже знаете, что баржа держит курс на дунайский порт Галац. Это значит, что, миновав рейд Одессы, она пойдет вдоль побережья, то есть вдоль наших родных берегов, до устья Дуная. Исходя из этого, штаб предлагает такой план действий. Под вечер мы потребуем от конвойных убрать тело убитого красноармейца. Переговоры поведу я сам, поскольку владею молдавским языком. Если румыны пойдут на наши условия, – а мы уверены, что пойдут, – то прикажут нескольким из нас вынести тело на палубу и предать морю. В этом и состоит наш единственный шанс. Нам следует завладеть оружием хотя бы одного конвоира и поднять восстание. До темноты баржа должна оказаться в наших руках. Мы подойдем к берегу, высадимся и, ведя партизанскую борьбу, будем пробиваться тылами врага то ли к Одессе, то ли в лесистые молдавские горы, Кодры.

– В Кодрах мы долго не продержимся, слишком много вокруг будет предателей, – заметил кто-то. – Мне пришлось несколько месяцев поработать в партийных органах Молдавии, а потому знаю, какие прорумынские настроения там царили.

– Ничего странного, – заметил Комов, – если учесть, что только год назад румыны вывели из этой республики свои войска. Но и красные партизаны там тоже наверняка водятся.

– Важно, – вновь взял инициативу в свои руки Гродов, – что оттуда уже недалеко до севера Одесской области, до Подолии, с которой начинаются украинские леса. Словом, будем действовать исходя из ситуации. Вопросы есть?

– Они появятся на берегу, – откликнулся кто-то из дальнего угла баржи.

– Нет, один все-таки появился уже сейчас, – парировали ему. – Я танкист, радист-стрелок. И вопрос такой: если мы захватим баржу, то почему бы не пойти на ней в Крым? Или уйти подальше в море и добираться до кавказских берегов?

– К своим на этой тихоходной посудине нам не добраться, – возразил ему рулевой. – Тем более что мы уже на траверзе Одессы. Любой вражеский катер нас настигнет, любой «юнкерс» потопит. И вообще, сначала нужно захватить баржу, а потом уже решать, что делать дальше. Кстати, как думаешь, радист, связь с берегом у них есть?

– Поскольку баржа самоходная – то обязательно, я даже успел заметить антенну над ходовым мостиком.

– Тогда нападение наше должно происходить молниеносно, чтобы их радист не успел выйти на связь, иначе…

– Правильно мыслишь, боец, – поддержал его майор. – Пока что нам нужны тридцать добровольцев, которые, вместе с членами штаба, первыми ринутся на врага. Преимущество будет отдаваться разведчикам, десантникам, морским пехотинцам, словом, всем, кто хоть немного владеет приемами рукопашного боя, кто сумел сохранить силы. Предупреждаю: у румын человек двадцать. У них пулемет и несколько автоматов, так что штурмовая группа по существу идет на гибель.

– Вот умеешь ты, командир, перед боем «подбодрить» и «обнадежить» – притворно вздохнул Жодин. Майор помнил эту фразу, которой Жорка завершал каждое напутственное слово командира перед атакой или диверсионной операцией и которая уже превратилась в ритуальную.

– Да, это я умею, – в тон ему ответил Гродов. – Добровольцев прошу собраться здесь, у рундука с песком. К слову, во время штурма каждому бойцу советую взять в карман пару горстей песка. Бросок его в лицо, особенно в глаза, противника, подарит вам несколько мгновений для нападения. Вроде бы старый уличный прием, однако же действует…

– Слушай, камандыр, мы – добровольцы, панымаешь? – протолкался к Гродову широкоплечий грузин. – Красноармеец Горидзе перед тобой стоит. Вместе со мной – земляк, Вано Шешуашвили. Первыми пойдем.

– Ефрейтор Конюхов, – появился вслед за ними приземистый веснусчатый парнишка. – Пулеметчик я, на зенитной спарке служил. Мне бы только до их пулемета дорваться, и тогда мы еще повоюем.

– И мы действительно повоюем, – поддержал его настрой майор.

Добровольцев оказалось больше, чем он предполагал. Вместе с Комовым они тут же начали делить их на боевые группы-пятерки, две из которых, во главе с пулеметчиком, должны были броситься на пулемет; две во главе с рулевым – в машинное отделение. Остальные под командованием Гродова должны были захватить ходовой мостик и ликвидировать охранников.

Когда все приготовления, казалось, были завершены, механик вдруг заглушил двигатель баржи, и она легла в дрейф. Чем он был вызван, этого Гродов понять не мог. Вряд ли румынское командование решится втиснуть в трюм баржи еще одну группу пленных, он и так забит до невозможности.

Прошло около часа, когда, судя по выкрикам, которые начали долетать с палубы, а также по гулу постороннего мотора, к борту «Сатул-Маре» пристало какое-то суденышко.

– Скорее всего это портовый вестовой катер, – объявил Гродов, – значит, мы действительно находимся на рейде Одессы.

– Да какие тут могут быть сомнения? – оживился слегка приунывший было Жорка Жодин. – Боже ж ты мой! Я уже слышу, как с Пересыпи доносится запах бычков, которые жарит мать моего друга, Софа Кефальчик, чтобы затем продавать их на пересыпском базарчике. А как она умела готовить кефаль, за что и получила свое прозвище! Нет, так, как умела приготовить кефаль Софа, так в Одессе не умел никто.

– Слушай, – взмолился Горидзе, – прекрати душу голодного мужчины терзать, а?!

41

Попросив бойцов попридержать свои страсти, майор напряженно прислушивался к тому, что происходит на палубе. У него почему-то появилось предчувствие, что этот визит портового гонца каким-то образом связан с его, Гродова, пребыванием на борту баржи «Сатул-Маре». То, что за несколько дней до этого рейса о его пребывании в Очаковском лагере стало известно румынскому командованию, и в частности контрразведке, – Гродову было ясно. Не зря же комендант пытался зверствовать в отношении него. Не ясно было только, почему его тут же не изъяли из числа пленных, почему допустили на борт этого корыта? Правда, подполковник Ройляну настроен был расправиться с ним лично, однако после вмешательства офицеров СД – подполковник сам посетовал на них – вынужден был слегка поостыть.