Книга Екатерина Дашкова - Ольга Игоревна Елисеева

«Я никогда не была ваятелем»

Вдовствующая императрица Мария Федоровна деятельно покровительствовала благотворительным учреждениям, и внесение Дашковой крупной суммы, проценты с которой пошли бы в пользу дома для сирот, обеспечивало благожелательное отношение к Марте. «Взнос денег немедленно последует, как только я буду иметь счастье получить ответ на мою просьбу», — заключает письмо княгиня. Она осталась верна себе: дарила и выкручивала руки одновременно. Можно не сомневаться, что поступок княгини вызвал толки за столом высочайших особ.

Однако золотой дождь над головой Марты продолжался. Кэтрин отчиталась родителям: «Матти пришлось (курсив мой. — О. Е.) принять коллекцию драгоценных камней, как иллюстрацию к естественной истории, коллекцию монет, коллекцию медалей, несколько вещиц из Геркуланума, две застежки, увенчанные золотыми львами, из сокровищниц татар, а также русскую одежду, в которой Дашкова появлялась при дворе, агатовую табакерку, табакерку из гелиотропа, украшения из витого металла — гребень, брошь, обруч для волос, ожерелья, кольца. Металлические украшения обрамлены орнаментом из жемчуга и топазов, напоминающим незабудку. Княгиня также подарила Матти замечательные часы (хотя у Матти есть свои), золотые венецианские цепочки, бесчисленное множество печаток, золотой гребень, золотой с жемчугом полумесяц, восемнадцать колец, изысканные сердоликовые серьги, напоминающие красные ягоды, жемчужные браслеты и ожерелья, браслеты из кораллов, янтаря, небольшое пианино, прекрасную гитару, уйму нот, серебряные чашки, бесчисленные шкатулки. У Марты есть атласные, кружевные, бархатные и креповые платья всех цветов, черная кружевная вуаль с головы до пят, муфта, шубы»{909}. Похоже, глаза у Кэтрин разбежались.

Эта деловитая опись охватывает далеко не всё. Была еще библиотека в 100 томов из творений Вольтера, Дидро, Руссо и других великих авторов. Одновременно Кэтрин ужасалась, что «матушка получила убожество», в то время как прекрасные портреты Матти украшают гостиную и спальню Дашковой.

Дашкова всю жизнь с неприязнью относилась к французским гувернерам, портным, камердинерам, которые, «набогатясь, из России выезжают и смеются глупости набогатившим их»{910}. Под старость она попала в ту же ловушку, но с англичанкой.

Марта на удивление органично вошла в дом Екатерины Романовны и быстро заняла первое место среди юных родственниц, окружавших пожилую барыню. К ней обращались как к посреднице, прося устроить через княгиню свои дела, и конечно же наговаривали друг на друга. «Будучи родственниками, они чернят друг друга без зазрения совести. Я, словно премьер-министр (здесь и далее выделение Марты. — О. Е.), выслушивала ужасающее количество грубой, не знающей никаких границ лести. Каждый готов был раскрыть мне вероломство своего соседа… Короче, это такая бурлескная карикатура на все, что я когда-либо слышала или читала о дворах»{911}.

В текстах Марты много неприятных, но не лишенных оснований отзывов о русских. Среди которых «горделивые медведи» — самое мягкое. «В кругу титулованных особ какой-нибудь граф или графиня часто производят впечатление поразительно дурно воспитанного человека, едва ли не дикаря». Особенно ее бесило дворянство — своей спесью, четырьмя-пятью языками, приверженностью французским модам и полным нежеланием видеть в ней самой ровню. «Для здешнего общества характерно резкое деление на высших и низших. Здесь нет средних классов, которыми так гордится Англия. Если бы мне пришлось жить в С.-Петербурге, я бы обязательно добилась представления ко двору, просто чтобы довести до предвзятого мнения дворянского общества, что, принадлежа к “среднему классу”, я не плебейка, а такая же дама, как они»{912}. Слова, полные чувства собственного достоинства. Но «представлена ко двору»? Не слишком ли высоко для скромной мисс?

Надо думать, в беседах с княгиней компаньонка была сдержаннее, чем в посланиях к родным. Ведь добрая старуха души в ней не чаяла. А пребывание в ее доме в качестве компаньонки существенно помогало семье мисс Уилмот. В ноябре 1807 года она писала домой: «Если я пробуду здесь достаточно долго, я смогу дать по 30 фунтов стерлингов каждому из вас, начиная с Роберта, затем Китти, Алисе, Гэрриэт, Дороти, Эдварду и Анне-Марии (братья и сестры Марты. — О. Е.)… Если отношения Дороти с Лэтхемом будут развиваться (имеется в виду замужество. — О. Е.), я повторяю прежнее обещание — или процент, или основной капитал в 1500 фунтов стерлингов. Больше я предложить не могу»{913}.

Порой подобные письма шокируют исследователей. Но постараемся понять: княгине было за что платить и за что благодарить Марту[37]. Развлекая гостью рассказами о прошлом, Екатерина Романовна читала той письма императрицы, передавала придворные анекдоты. Как-то само собой явилось намерение писать мемуары. Марта нигде не говорит, что это было давней мечтой Дашковой. Напротив, судя по ее дневнику, именно она подтолкнула покровительницу к мысли создать «Записки». «Княгиня начала записывать историю своей жизни, — помечено 10 февраля 1804 года. — Она говорит, что к этому ее побудила лишь дружба ко мне, и добавляет, что саму рукопись и право публикации она передаст мне»{914}.

Слова о праве публикации, несколько преждевременные в начале работы, наводят исследователей на мысль о составлении дневника постфактум, уже в Англии, дабы отмести все притязания родных Дашковой на владение рукописью. «Грешно было бы скрывать от публики происшедшие в ее жизни замечательные события и истинные чувства, часто представляемые в ложном свете»{915}.

Судя по письмам, Марта обладала несомненными литературными способностями. Она живо схватывала картинку и умела ее передать. Сначала Дашкова проверила компаньонку, поручив переделать дневник «Небольшого путешествия в горную Шотландию». Сама княгиня вела краткие записи. На их основе возник занимательный рассказ, который стилистически восходит к текстам Марты{916}.