Книга Перехлестье - Алена Алексина

Уже почти у выхода из подземелья, когда впереди замаячила неровная полоска света, льющегося сквозь кривую трещину в скале, что–то заставило мага насторожиться. Он замер. Темнота подземелья начала рассеиваться, и в полумраке стало видно, как измотана Василиса. У нее был осунувшийся и уставший вид. Заренка… Ну он–то ладно, а ей все это за что? В голове почему–то промелькнул разговор с Ильсой. Маг смотрел на жену. Он размышлял.

Не стоит рисковать. Ей будет больно. Глупо. Бессмысленно. Но все же он выпустил ладонь жены из своей руки. Непослушные губы разомкнулись и задали вопрос:

— Почему ты просишь упокоения?

Василиса замерла и посмотрела на мужа с тоской и страхом, а потом прикрыла глаза. А когда она вновь их распахнула, выражение ее лица изменилось, и взгляд стал тяжелым и темным. Колдунья смотрела на Грехобора оценивающе, с ехидным прищуром:

— Любопы–ы–ытный…

Он улыбнулся и выжидающе поднял брови. Ильса фыркнула, но все–таки ответила:

— Когда появляется колдун, первое, что он делает — покидает своих кровных родственников. Братьев, сестер, родителей, детей. Не из прихоти, хотя все думают именно так.

— А почему?

— На каждом человеке в этом мире, кто не родился магом, лежит заклятье крови — одна из ловушек Маркуса.

— Маркус защищает людей.

— Он заставляет страдать таких, как я! Сила может переходить членам семьи по крови. Умирает отец — сын становится колдуном, и так далее, пока не закончится род.

— То есть кузены, тети…

— Нет. Только близкие кровные родственники. Цепочка мала, но дает возможность жить. Морака…

— Морака… Это все объясняет, — хмыкнул маг.

— Не все, но многое. Первого мага создала Талис. А вот первый колдун — деяние Мораки. Она хитра и изворотлива…

— Наслышан.

— Талис вложила дар в тело человека, сделав того магом. Но вот беда. Человек не мог подчинить себе эту стихийную силу. И она завладела им, уродуя и корежа. Мало того, когда маг умер, дар вырвался на свободу. И понесся по миру, как перекати–поле. Но вне человека, вне той, которая его создала, он обретал губительную силу. И везде, где появлялась эта сила, начинался мор. Богиня любви поиграла в магов, а потом бросила их на произвол судьбы. Морака же решила извлечь из этого пользу.

— Колдуны появились потому, что надо было противопоставить их магам?

Ильса усмехнулась, но ничего не сказала.

— И тогда Маркус сотворил Заклятье, которое заставляло человека забыть предыдущую жизнь. Ставший колдуном не помнит, что у него есть родственники и не знает, кто они. А значит, дару не в кого переместиться в случае смерти колдуна. И сила умирает вместе со своим сосудом.

— Это справедливо, — сказал маг. — От таких, как ты, и без того слишком много вреда.

Колдунья вскинула на него гневный взгляд:

— А ты не думал, что мы не выбирали свою судьбу?

— Мы тоже. Но вы убиваете людей. А значит сами не заслуживаете жить…

— Дурак! Как думаешь, что я такое? Некая божественная благодать? Нет! Я душа! Человеческая душа. Знаешь, откуда берется Проклятый дар? Это сила человеческой души. Талис убила неугодного ей человека и перетащила его душу в другое тело. Вот он — твой дар! Я была человеком! Давно! Сотни лет назад. И я помню себя, свою жизнь, помню, как умерла, а потом стала… этим. Во мне десятки сущностей, память каждого из моих сосудов… От этого можно сойти с ума. Хочешь знать, кем я была? Что молчишь? Женщиной. Счастливой женщиной. У меня был муж. И мы были счастливы. А потом пришла Талис и отняла все!

Йен замер, глядя в искаженное страданием и горем лицо Василисы.

— Ты говоришь, что дар умирает вместе с сосудом, в который заключен, ведь Маркус не позволяет вам помнить родственников. Тогда как ты сохранила память и смогла выжить? — спросил он.

Ильса закрыла глаза и из–под ресниц выкатились две тяжелые слезы:

— Потому что. Он не дал мне умереть.

И, не желая больше ничего объяснять, колдунья отвернулась от мага и стремительно направилась к расселине, в которую лился яркий дневной свет. Выйдя из темноты подземелья, Грехобор на миг ослеп, однако глаза быстро привыкли к свету и мужчина с удивлением увидел на тропе повозку с запряженной в нее сивой лошадкой, мирно пощипывающей травку. На козлах сидел старик и смотрел на колдунью. А Ильса глядела на него. И в ее взгляде было столько боли, что Йену впервые стало по–настоящему жалко ту, которая называла себя чужой душой.

— Маркус.

Йен было шагнул вперед, чтобы коснуться жены и вернуть ее, но в последний миг остановился.

— Не опасайся ее, Йен, — Сукрам покинул козлы и спустился на землю.

Маг замер. Старик улыбнулся, и через миг бесчувственное тело осело в траву, а темноволосый мужчина сделал несколько шагов в сторону колдуньи. — Я верну твою жену.

— А свою? — тихо спросила Ильса. — Даже твоего могущества не хватит, чтобы сделать это…

— Я попытаюсь, — тихо сказал Маркус, приблизившись.

Он внимательно смотрел в темные глаза, а в пронзительном взгляде было столько тоски и нежности, что Грехобор окаменел.

— Прекрати это, — прошептала она.

Мужчина осторожно очертил кончиками пальцев линию скул Василисы.

— Ты помнишь меня? — спросил он.

— Да.

— Я сделал все, что мог. Получилось плохо. Но я не сумел бы лучше. Ты жива.

— Нет, Маркус. Ты ведь знаешь, что нет. Уже много–много веков — нет. Как и ты. Мы оба узники. Я так устала… Но я не хочу уходить. Не могу тебя бросить. Одного.

— Не бросай.

— Маркус, мне так больно…

Из глаз колдуньи катились медленные слезы.

— Я что–нибудь придумаю. Только потерпи… совсем немного… потерпи…

Она кивнула. Мужчина отступил и провел перед лицом девушки ладонью. Миг и Василиса заморгала на яркое солнце.

— Ой… Мы уже вышли, да?

Йен молчал. Он все еще не мог прийти в себя от увиденного и услышанного.

— Грехобор, забери ее, и идите на север до старого храма. Но, когда дойдете, и ваш путь завершится, обещай, что сделаешь для Ильсы то, ради чего пришел в этот мир, — Маркус перевел взгляд на мага.

— Забрать ее грехи? — спросил Йен.

— Все до единого.

— Если то, что она говорила — правда, этот груз меня раздавит.

Маркус вдруг улыбнулся, и эта улыбка, омолодившая суровое лицо, внезапно сделала бога обычным человеком.

— О нет, маг. Ты выдержишь.

Василиса, слушавшая непонятный для нее разговор, выступила вперед и кашлянула:

— Если кто–то здесь решил, что я собираюсь стать молодой вдовой…