Книга Возвращение в Египет - Владимир Шаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ясно: то, что предлагал Федоров, – кратчайший путь в Египет. Мир слишком приятен для глаз, отвлекая человека, он мешает ему спастись. Надо всё честно и справедливо выровнять, затем оросить, возделать, засеять. Это и будет новым Исходом. Мы уйдем в разумный, упорядоченный мир, о котором столетия мечтали и египтяне, когда-то увлеченные проповедью Моисея, общим движением. Не предатели, не изменники и ренегаты – сама Святая Земля вернется в Египет.
Так или иначе, приспосабливаясь к земле, мы перенимаем ее характер и наклонности. Не Бог, а именно земля воспитывает нас, лепит по своему образу и подобию. Она – тот мир, в котором мы обитаем, и от того, примет ли она нас, признает ли, зависит вся жизнь человека. Египет – плоская, на всем протяжении ровная страна, потому только там, в Египте, и можно было построить справедливое общество, общество равных людей, истинную Землю Обетованную.
Федоров понимал совершенствование земли почти так же, как мы понимаем улучшение, исправление человеческой натуры.
Мы учим о Египте, как о спустившемся на землю Небесном Иерусалиме. Говорим о нем, как о Рае, спроектированном и с начала до конца построенном человеком. Воспеваем его каналы и возведенные посреди пустыни города, в утренней дымке как бы висящие над песками. Сравнивая с Палестиной, пишем о разумном рукотворном мире, независимом от стихий и прихоти Высшей Силы. О приведенной в порядок культурной регулярной земле и о подобном ей человеке, в результате упорного труда отставшем от варварства. И на всё это есть Благословение Господа, который велел человеку самому управляться на земле.
Те пять шестых избранного народа, что не были увлечены общим движением и решили остаться, говорили уходящим, что Адам – Божье создание, оттого построенное в Египте руками человека – каналы, храмы и города – всё есть чудо Господне. Чудо разума Божьего творения, его силы, его могущества. А туда-сюда бродить с овцами по Синаю – что же тут замечательного?
Те, кто ушел, помнили это. Повернув назад, они сказали себе, что Бога нет, но есть Рай и это Египет, где всё так и прет из земли.
Когда-то, во времена Исхода, они переправились через Красное море, чтобы принести жертву Господу, теперь, будто решив сдержать данное фараону слово, шли обратно. Они отказались от Бога, который не помог, не спас, наоборот, принес одни беды.
В человеке усталость от Бога, Который чересчур многого от него ждал. За эти несколько тысяч лет мы впитали Его разочарование в нас, и теперь каждый, будто неудачный ребенок, себя стыдится. Конечно, самообманы случаются, но в общем, все понимают, что больше Он ни в кого не верит, ни на что не надеется. И так это тянется и тянется, а чего ради, и Он, и мы за давностью забыли.
Усталость от Бога, который переменчив, может казнить из-за ерунды, в другой раз смягчится, простит.
Отказ от Бога и от чуда, от воды, от манны небесной, от перепелов, прочего вызвал невиданное ликование. Буквально взрыв его: всё сами и своими руками. Это и было свободой.
К чудесам у твоего дяди Святослава сложное отношение. В пятнадцатом году перед уходом на фронт он написал сестре Кате, что «кажется, наш народ закалился и окреп, стал наконец достоин своего Господа. Мы больше не пеленочники, и даже за помочи, как народ еврейский, поддерживать нас теперь не надо». А в тридцать четвертом году уже мне: «Федоров, Вернадский и революция внушили народу, что ему достанет силы встать, пойти и дойти до Небесного Иерусалима. Для этого не нужно никаких чудес: ни бьющей из-под скалы воды, ни манны, ни перепелов, и Завета тоже не нужно. Чудеса есть слабость, есть несамостоятельность, зависимость от Господа – советского человека они могли бы только унизить».
Слишком часто «люди исхода» делаются «людьми возвращения в рабство». Может, они просто легки на подъем, а куда идти – им всё равно.
А может, в них, наоборот, много оседлости. Увлеченные общим движением, они поднялись, пошли за Господом, однако затем одумались, стали поворачивать обратно.
У Юрия другое понимание времени. Он утверждает, что при переходе через Красное море те, кто уходит из Египта, всегда сталкиваются с теми, кто туда возвращается. Часто даже они ждут друг друга, чтобы вместе воспользоваться расступающимися водами. Из-за этого столько крови, столько сумятицы и неразберихи. Из-за этого столько запутавшихся, тех, кто пошел не с теми и не туда.
Мы вусмерть запутались, кто из нас египтянин, а кто народ Божий, оттого почем зря режем и режем друг друга.
Среди возвращающихся в Египет было много трусов и паникеров. Иногда, уже войдя в море, они начинали вопить: а что, если фараон, когда народ предстанет пред ним, спросит, почему семя Иакова предало родину – страну, в которой родилось, выросло, и пошло за каким-то проходимцем, провокатором Моисеем; того хуже, потребует ответ за казни египетские? Как они тогда оправдаются, чем вымолят себе прощение – и тут же начиналась общая истерия. Самое любопытное, что это безумие разом охватывало всех: и тех, кто шел из Египта, и кто, напротив, возвращался обратно, и они, будто малые дети, скуля и стеная, вместе бросались к какому-нибудь поводырю.
Чтобы успокоить народ, навести порядок, в частности, разобраться с главным: кто куда идет, приходилось в сотый раз останавливаться и объяснять потерявшим разум людям, что ничего бояться не надо, никто ни в чем обвинять их не станет. Фараон будет им только рад. Если же все-таки возникнут вопросы, они скажут, что, как и говорили Сыну Солнца, уходили в пустыню принести жертву своему Богу, а теперь, держа данное слово, возвращаются домой и готовы преданно, старательно исполнять любые повинности. Когда фараон это услышит, он растрогается и никому ничего не поставит в вину. Наоборот, как отец блудного сына, прижмет народ к груди, скажет, что лучше любого бога – не важно, где он обитает: в пустыне, на горах или в морской бездне – напоит и накормит семя Иакова, защитит его от невзгод.
Те, кто переправился через Красное море обратно в Египет, были встречены не праздничным фейерверком, а казнями (голод, вши, смертоубийства Гражданской войны) и приняли это как должное. Вера, что путь искупления – страдание, иного не дано, разделялась всеми.
