Книга Хозяин морей. Капитан первого ранга - Патрик О'Брайан

— Так вашими делами занимался этот подлец Джексон? — спросил лорд Мелвилл, посмотрев на него из-под кустистых бровей. — То же самое случилось и с беднягой Робертом. Он потерял свыше двух тысяч фунтов — сумму нешуточную. Так, так. Значит, вы готовы вступить даже во временное командование?

— С большой охотой, милорд. Каким бы кратким и затруднительным оно ни было. Обеими руками возьмусь за него.

— Такая возможность, может, и появится. Но я ничего не обещаю, имейте в виду. Командир «Эталиона» болен. На ум приходят «Резвый» капитана Хамонда и «Имморталитэ» лорда Карлоу. Мне известно, что они оба намерены принять участие в заседаниях парламента. Есть и другие командиры — члены парламента, но сразу я не вспомню их имена. Попрошу мистера Бейнтона изучить этот вопрос, как только он выберет время. Но, как вы понимаете, в этих делах нет определенности. Где же вы остановитесь, поскольку на «Фанчулле» вас не будет?

— «Грейпс». В гостинице «Савой», милорд, а спросить меня можно в трактире.

— «Савой»? — переспросил лорд Мелвилл, записывая название. — Ах вот как. Больше у нас не осталось никаких официальных вопросов?

— Вы позволите мне добавить пару фраз, милорд? Экипаж «Поликреста» вел себя в высшей степени достойно; большего от них нельзя было и ожидать. Но если всех их оставить вместе, то могут возникнуть неприятные последствия. Мне кажется, что лучше распределить их небольшими партиями по разным кораблям.

— Это ваше общее впечатление, капитан Обри, или же вы можете назвать какие-то имена, хотя бы предварительно?

— Общее впечатление, милорд.

— Мы этим займемся. О делах достаточно. Если вы не приглашены куда-то еще, то леди Мелвилл и мне доставило бы большое удовольствие пригласить вас на обед в воскресенье. Там будут Роберт и Хинидж.

— Благодарю вас, милорд. Буду действительно счастлив встретиться с леди Мелвилл.

— Тогда разрешите мне еще раз с радостью поздравить вас и пожелать всего наилучшего.

Радость! Когда Джек торжественно и чинно спускался по лестнице, в груди у него поднималась огромная, но спокойная волна радости. Непродолжительное разочарование в связи с «Фанчуллой» (он так рассчитывал получить в командование этот быстроходный, остойчивый, легко управляемый, с отличными мореходными качествами корабль!) совершенно исчезло, забылось, стерлось из памяти после производства в очередной чин. Подходя к дверям, Джек всерьез опасался, что умрет от счастья. Но тут же успокоился, вспомнив, что капитан первого ранга должен умереть адмиралом.

— Желаю вам счастья, сэр, — произнес Том. — Боже мой, сэр, да вы не по форме одеты.

— Спасибо, Том, — отвечал Джек Обри, немного спустившись с заоблачных высот и оглядев свой мундир. — А в чем дело?

— Нет, нет, сэр, — отозвался привратник, приведя его в свою каморку с кожаной занавесью вместо двери. Отстегнув эполет с левого плеча Джека Обри, он прикрепил его к правому. — Вот так. Вы носили эполет, как простой командир. Так-то будет лучше, благослови вас Господь. Я проделывал такую операцию с лордом Нельсоном, когда его понизили до капитана первого ранга.

— Неужели, Том? — переспросил Джек Обри, невероятно довольный.

В сущности, это был пустяк, но очень приятный, и он высыпал в руку Тома несколько золотых монет. Этой жертвы с лихвой хватило для того, чтобы окончательно расположить к себе привратника, который быстро сбегал за почтовой каретой и завел ее во двор.

Ощущая блаженство и довольно моргая, Джек Обри медленно выплывал из сна. Он лег в девять, исправно запив микстуру кружкой портера, и проспал целые сутки. Во сне он испытывал какое-то безотчетное счастье и стремление поделиться им — но сил на то, чтобы делиться, не было никаких. Ему снились необычные сны. Магдалина с картины, принадлежавшей Куини, поучала его: «Почему бы вам не настроить свою скрипку на оранжево-коричневый, желтый, зеленый и голубой цвета вместо того, чтобы придерживаться этих невыразительных, старомодных нот». Джек пожалел, что сам об этом не догадался, и они со Стивеном принялись настраивать свои инструменты по-новому. Виолончель звучала коричневым и малиновым, и они оба были подхвачены разноцветным вихрем, причем каким! Но этого было уже не вспомнить — сон разлетелся на искристые осколки, как разбитое зеркало. Четкой, ясной, наполненной здравым смыслом картины не получалось. В его забинтованной голове возникали какие-то образы, которые иногда были понятными, а иногда — нет. Внезапно он подумал, не приснилось ли ему и все остальное, и тревожно оторвал голову от подушки. Сюртук соскользнул со спинки стула, и на каком плече эполет, было не разобрать. Но на каминной полке он не во сне, а наяву увидел парусиновый пакет с драгоценным приказом. Спрыгнув с кровати, Джек бросился к камину, схватил пакет, положил его себе на грудь поверх простыни и снова уснул.

Киллик шатался по комнате, производя какие-то излишние звуки, зачем-то пинал попадавшиеся ему под ноги вещи и беспрерывно бранился. Из всего этого следовало, что он находится в плохом настроении. Джек опрометчиво дал ему гинею, чтобы он отметил его повышение, что Киллик и сделал, пропив ее до последнего пенни. В результате собутыльники принесли его в номера на выломанной оконной ставне.

— Послушайте, сэр, — произнес он, делая вид, что кашляет. — Глотайте— ка свои порошки. — Но Джек не желал открывать глаза. — Нечего дурака-то валять, сэр. Я видел, что вы пошевелились. Надо принимать лекарство. Какого вы там ранга, мне наплевать, — в этом деликатном месте он перешел на шепот, но тут же вновь загремел: — Только отправьте-ка вы свои порошки куда следует, милорд, хватит надо мной измываться. И не забудьте про портер — глаза б мои на него не смотрели.

Часов в двенадцать Джек поднялся с постели и, взяв зеркальце от бритвенного прибора, постарался разглядеть часть своего затылка. Увы — в покрытой коростой проплешине не было ничего героического. Надев штатское платье, он вышел из дома, соскучившись по дневному свету: в «Грейпс» никогда не проникали солнечные лучи. Прежде чем выйти, он попросил трактирщика дать ему точное описание «Савоя». Его также интересовало, где проходит граница кварталов, по которым должники могут разгуливать без опаски.

— Можете дойти до Фалконерс Рентc, затем направиться к Эссекс-стрит и идти до четвертого дома от угла, после чего возвращайтесь на Сесил-стрит, идя по обращенной к Сити стороне. Только не переходите эту улицу, не приближайтесь даже к столбам на Светинг-хаус-лейн, ваша честь, иначе вам крышка. Каюк, сэр, — заученно проговорил кабатчик, которому приходилось петь эту песню раз сто в году.

Джек бродил взад и вперед по улицам карманного герцогства, зашел в кофейню, нехотя взял в руки газету. В глаза ему бросилось собственное письмо в «Гэзетт», столь усердно обструганное в редакции, что он узнал только свою подпись. На этой же странице была помещена статья о бое у Шолье. В ней расписывалось то, как счастливы были наши герои-моряки грудью встретить врага, который численно превосходил их то ли в восемь, то ли в двенадцать раз, что было для Джека Обри большой новостью. С какого потолка этот писака взял такие цифры? По-видимому, сложив все пушки и мортиры на батареях и на судах в бухте и разделив их на орудия «Поликреста». Но, помимо несколько извращенного представления о счастье, господин этот был, похоже, не дурак и кое-что понимал во флотском деле. «Капитан Обри, — писал он, — известен как офицер, который очень бережет жизнь своих матросов». «Совершенно верно», — согласился Джек. Далее журналист задавал вопрос, почему «Поликрест», со всеми его недостатками, был отправлен на верную гибель, хотя в Дюнах без дела стояли на якоре другие, куда более подходящие для такого горячего дела корабли, которые он перечислил. Потерю трети экипажа следовало объяснить. Ведь «Софи», под командой того же капитана, захватила «Какафуэго», потеряв убитыми всего лишь трех человек.