Книга Скорбь Гвиннеда - Кэтрин Куртц

— Джаван Джешан Уриен Халдейн. — Полин произнес его имя так, словно выносил смертный приговор, и ткнул в принца навершием посоха, словно обвиняющим стальным пальцем. — Чего желаешь ты от Ordo Custodum Fidei?

Горло у него пересохло, сердце вот-вот готово было вырваться из груди, но Джаван все же сумел изобразить подобающий случаю поклон с прижатой к сердцу правой рукой, — в левой он по-прежнему держал зажженную свечу.

— С Божьей помощью, отец-настоятель, — уверенным голосом ответил он, — я желал бы испытать свое призвание в этом Доме.

* * *

В тот самый миг, когда заклятый враг Дерини взял свечу из рук принца с просыпающимися талантами Дерини, деринийская колдунья остановилась у подножия возвышения, на котором стоял саркофаг из четырех черных и четырех белых кубов. Это был не тот, деревянный, что они соорудили с Джоремом и Квероном в комнатке под киилем, но другой, более торжественный, на котором раньше покоилось тело Орина. Они давно решили, что не стоит предпринимать никаких действий слишком близко от зала Совета, иначе те, кто находятся там в постоянном ожидании вестей от Тависа с Сильвеном, могут заметить что-то неладное. Кроме того, в этом зале Камбер может найти вечное упокоение, если они все же потерпят неудачу.

Втроем они перенесли сюда его тело прошлой ночью и уложили на саркофаг под шираловую сеть. Вокруг установили защиты. Утром Джорем с Квероном вернулись сюда, чтобы довести приготовления до конца, позволил Ивейн использовать эти оставшиеся часы для самоуглубления и медитации.

Джорем обернулся к ней, заметив, что сестра словно бы замешкалась у ступеней, и Кверон также вышел ей навстречу. Ради такого случая, на Целителе были белоснежные гавриилитские одежды, а на плечах — одна из старых зеленых накидок Райса. Джорем одел традиционный наряд михайлинцев — синюю рясу и плащ, белый рыцарский кушак и перевязанный узлами алый пояс. На боку у него висел отцовский меч. Позади, едва заметные в слабом свете простых белых свечей, установленных по углам возвышения, виднелись черные кубы саркофага, а над ними едва угадывались очертания лежащего тела.

— Все еще уверена, что хочешь пройти через все это? — спросил ее Джорем.

Она двинулась навстречу, приподнимая подол черного платья. Каменные плиты холодили босые ноги, а черно-белый мрамор помоста оказался еще холоднее. Она ничего не ответила Джорему, не сводя взора с тела наверху саркофага. Шираловую сеть уже убрали. Бедра его укутывала белоснежная повязка, но в остальном он был обнажен. Михайлинскую рясу они сняли с Камбера, чтобы дать Кверону доступ к ранам, что привели его на грань смерти и могут убить вновь, если срочно не заняться ими, как только он вернется к жизни… если вернется. Раны, даже по прошествии столь долгого времени, казались совсем свежими, но крови не было. Взглянув на его лицо, спокойное и невозмутимое, в обрамлении серебристых волос, Ивейн почти могла бы поверить, что ее отец всего лишь спит. И руки… они по-прежнему были стиснуты на груди, словно удерживали нечто очень ценное.

— Это порез на боку внешне кажется самым скверным, — заметил Кверон, встав рядом с ней. — Однако рана на бедре куда серьезнее. Через нее он потерял очень много крови. Придется погружаться на большую глубину, чтобы с этим справиться, и работать быстро. Прочие раны скорее поверхностные, однако общая потеря крови огромна. Если бы наш случай не был столь необычен, я бы сказал, что без второго Целителя нам не справиться, — добавил он с усмешкой.

При виде ран Ивейн нахмурилась, хотя видела их и прежде, когда помогала Джорему обмывать тело перед похоронами. Однако сейчас, взглянув на них вновь, впервые усомнилась, а сумеет ли Кверон исцелить Камбера, даже если ей удастся вырвать его из ловушки.

— У меня все получится, — ответил тот на вопрос, который она не осмелилась задать. — Думайте лишь о том, что вам самой предстоит сделать, и не волнуйтесь понапрасну. Когда все будет кончено, я приведу и вас в порядок, если потеряете слишком много сил.

Выражение лица Джорема яснее слов говорило о его сомнениях, однако он отвернулся, прежде чем Ивейн успела взглянуть на него. Медленно вдохнув, она подняла голову к высокому сводчатому потолку, изгоняя прочь всякую неуверенность и тревогу, затем так же медленно выдохнула, вновь обретая душевное равновесие. На шее у нее красовался торк Иодоты, и, обернувшись к своим спутникам, она ощутила, как тот давит ей на горло.

— Никто из нас не станет зря терять силы, — промолвила она уверенно. — Мы двинемся вперед по шажочку, как обычно. Полагаю, начать следует, как положено, с защиты круга. Давайте сперва образуем центр.

Она должна будет действовать с юга, ибо нужно стоять лицом к северным вратам, чтобы Призвать ушедшего. Но пока она двинулась на восток, где дымилась курительница, источая аромат благовоний, чуть отличавшихся от тех, что обычно используют при литургии. Кверон также переместился на восток, ибо ему надлежало стоять в изголовье саркофага, готовому в надлежащий миг применить Целительскую магию. Он протянул Ивейн кропило из еловых лап на рукояти миртового дерева, в серебряном ведерце со святой водой. Джорем, заняв свое место с западной стороны, обнажил меч и опустил его к подножию саркофага. Он ни разу не взглянул на Ивейн, до тех пор пока она не повернулась на восток, прижимая кропило к сердцу.

— Terribilis est locus iste, — начала она чуть погодя негромким голосом. — Hic domus Dei est, et porta coeli… — Ужасно место сие, ибо это дом Божий, и врата Небесные, и назовут его местом суда Божия.

— Аминь, — отозвался Кверон, а за ним и Джорем.

Начертав кропилом крест в воздухе, Ивейн повернулась направо и начала проводить первый круг, выпевая слова древнего гимна.

— Asperges me, Domine, hyssopo, et mundabor; lavabis me, et super nivem dealbador… — Окропи меня, Господи, иссопом, и стану я чист; омой меня, и стану я белее снега…

С полузакрытыми глазами она совершила полный круг, чувствуя, как начинает нарастать энергия. Покой снизошел на нее, когда круг был прочерчен святой водой, и сверкающий туман поднялся от разбрызганных капелек, устремляясь ввысь по четырем сторонам света, где она останавливалась для молений.

Когда эта часть обряда была завершена, концентрация ее достигла предела, и страх отступил окончательно. Она знала, что Кверон ощутил это, когда она брызнула на него святой водой, — прочла это в его глазах, когда он принял у нее кропило, дабы сделать то же самое и с ней.

— Пади на нас, роса небесная, — раздался в ее сознании мысленный шепот Кверона, как знак одобрения, ибо он подозревал, через что придется пройти Ивейн, даже хотя она ни слова им не сказала. Его благословение сопровождало ее и дальше, когда она перешла окропить Джорема, и тот склонил голову, чтобы принять очищение, и скрестил на груди руки, — живое воплощение уравновешенной гармонии.

Труднее было повернуться к отцу, но она не позволила мыслям отвлечься и крест-накрест окропила святой водой распростертое тело. Затем Ивейн вернулась к востоку и отставила священные предметы. Кверон, пока она возвращалась на свое место, в южном углу, подложил еще благовоний в кадило и начал повторный круг, окруженный клубами сладковатого дыма.