Книга Маленькая Леди в большом городе - Эстер Браун

– Ты для меня единственная девочка на земле, Мел, – сказал Нельсон. – Приготовлю тебе на ужин, что только ни пожелаешь. И даже помассирую твои ужасные ноги.

Он почти не изменился. И по-прежнему знал, как меня приободрить. А мои ужасные ноги нуждались в нем как никогда прежде.

Отыскался и третий плюс моего возвращения в Лондон: я получила возможность сходить на выставку маминых работ.

Да-да! Я и сама поразилась, когда о ней услышала.

Может, мне никто ничего и не сказал бы, если бы через несколько дней после моего приезда в агентстве не соизволила появиться Аллегра.

– О, ты здесь, – произнесла она без особого интереса, вплыв в офис с двумя огромными пакетами «Смитсон» и тут же угостившись ромовым трюфелем из большущей коробки, что стояла на шкафу, – конфеты в знак благодарности прислал мне преображенный клиент.

– Да, здесь. – Я писала статью по этикету для «Саут-Уэст сегодня!», откликаясь на письмо, автор которого жаловался, что дыхание его подруги пахнет хуже, чем кошачье. Дел все эти дни было видимо-невидимо – на поиски Аллегры не выдавалось и минутки свободного времени. – Чего ты накупила в «Смитсоне»? Что они упаковывают в такие огромные пакеты?

– Это книги в подарок гостям, что придут на выставку.

Я осторожно, чтобы не размазать подводку, потерла верхние веки.

– Аллегра. В твои обязанности не входит организовывать выставки, если только художник не наш клиент. Пока папа… Пока я плачу тебе, выполняй лишь просьбы, с которыми обращаются в агентство.

Я устала изобретать предлоги, пытаясь устраниться от нечистых папашиных делишек. Оказывается, невежество не просто счастье – еще и надежная юридическая защита.

– Выставку устраивает мама, – пренебрежительно объяснила Аллегра. – Но через твое агентство. Потом подсчитаете расходы с ее представителем.

– Что?

– Это мамина выставка, – сварливо повторила Аллегра.

– Что за выставка?

– Достала ты меня своими «что», Мелисса! Талдычишь, будто умственно отсталая. Если хочешь знать, одно из ее произведений с ходу купил некий лондонский агент, который специализируется на современной скульптуре. Вот, посмотри.

Аллегра порылась в сумке и извлекла ламинированное приглашение.

На карточке красовалось изображение чудовищной твари из ядовито-розового мохера. Не то кошки, не то единорога – с пятью лапами, двумя с половиной головами и рогом или заостренным ухом посреди лба. Ниже темнел адрес, по которому тридцать первого октября Белинда Бленнерхескет устраивала вечер, посвященный ее выставке.

Хэллоуин. Очень кстати.

– Почему она взяла бабушкину девичью фамилию? – спросила я.

То был не главный вопрос из целой стаи, что вдруг закружила в моей голове. Но на самые важные Аллегра снова ответила бы артистической вспышкой гнева.

– Не захотела, чтобы львиная доля славы досталась папаше. И правильно сделала: все эти вещи созданы ее руками. Ну, если не считать дам из «Женского института», которых она попросила помочь. Естественно, те сначала растерялись. Как это так? Вязать животных-уродов с пятью лапами и всем остальным? Кстати говоря, выяснилось, что мама у нас на удивление предприимчивая. Теперь, как только появляется новое чудище, я тут же его продаю. Не в качестве игрушки, – важно прибавила она. – В качестве

произведения искусства.

– Но… как тебе удается?

Перед моими глазами возникли странные картины: мама чертит схемы для вязания многолапых кошек и раздает их дамам из «Женского института». Наша мама, украшение журнальной обложки! Я уперла локти в стол и уткнулась подбородком в ладони. Мысли в голове путались.

Аллегра самодовольно ухмыльнулась.

– Помнишь игрушки, что я отправила ребенку? Из-за которых ты так взбесилась? У его матери галерея на Корк-стрит, она потребовала открыть ей секрет,где можно достать еще таких чудищ.

Снова ухмылка, теперь почти отцовская Моя сестрица вела себя так, будто с первой минуты знала, что мать того мальчика вращается в модных художественных кругах. Вот бы оказалось, что все это шутка, подумала я, зная наверняка: Аллегра говорит правду. Судьба вечно баловала ее неожиданными подарками, не зря она носила одежды дьявольской прислужницы.

– Понятно, – сказалая. – Что ж, отличная новость. Интересно взглянуть, что это будет за выставка. Тридцать первого октября? Какой это будет день?

– Ты что, тоже хочешь прийти?

Я впилась в сестру глазами.

– Представь себе. Хотя бы потому, что отчасти благодаря мне мама не бросила вязать, когда только начинала.

Аллегра повела сильно выщипанными бровями.

– Ладно, посмотрю, можно ли втиснуть тебя в список гостей.

Она что, хотела, чтобы я урезала ей зарплату?

– Так или иначе, – сказала Аллегра, будто к перечню ее жутких талантов прибавился и дар читать мысли, – работать в твоем агентстве я больше не буду. Я нашла занятие поинтереснее.

– Серьезно?

– Теперь я консультант по сбыту, веду переговоры с поставщиками первоклассного сыра из Скандинавских стран.

Аллегра. Сыр. Поставщики. В этих сырах зияет масса дыр. Только бы сестренка не сыграла с ними злую шутку, подумала я.

– На эту работу меня устроил папа, – продолжала Аллегра, лишь усиливая мои подозрения. – В общем, на мне теперь и галерея, и переговоры, времени на твои дела просто не остается. – Она помолчала. – Уж прости!

– Ну что ты, Аллегра, – пробормотала я в приступе пьянящего облегчения. – Спасибо, что помогала.

Аллегра повернулась к двери, на ходу угощаясь второй конфетой, но на пороге задержалась и странно на меня посмотрела, что я расценила как сочувствие.

– А этот твой… как его там? Вы с ним больше не общаетесь?

– Нет, – ответила я.

Аллегра выпятила красные губы.

– Бедная.

– Да нет, все к лучшему, – ответила я и принялась писать, что попало.

А когда за сестрой закрылась дверь, чуть не расплакалась, умяла одна за другой четыре конфеты, немного пришла в чувство и лишь тогда вернулась к статье.

Мамина выставка была для меня первым серьезным выходом в свет после того ужасного вечера в Нью-Йорке, и даже приготовления к ней разбередили едва начавшие затягиваться душевные раны. Надевать вечерний наряд, что грозил весь вечер напоминать о празднике в «Мет», страшно не хотелось, и я все еще стояла в неглиже и шмыгала носом, когда в дверь постучал Нельсон и спросил, не задумала ли я в последнюю минуту сшить новое платье.

Огромное ему спасибо: войдя в комнату, он в буквальном смысле собственноручно меня нарядил, точно куклу Барби, и, надо заметить, даже со вкусом. Я все это время стонала и причитала.