Книга Опасное хобби - Фридрих Незнанский

Когда Грязнов ушел, Лариса обернулась к Турецкому и посмотрела на него таким взглядом, что ему стало неудобно. Но, видимо, это была просто ее манера — благодарить за сделанное ей одолжение. Потому что сказала она уже без всяких эдаких затей:

— Я вам очень благодарна за вашу заботу. И другу вашему. Я правильно поняла ваши отношения?

— Абсолютно! — улыбнулся Турецкий. И подумал: «А она все-таки молодец! Взяла себя в руки, и дай ей Бог…»

В комнату вошел Полунин, удивился, чему это здесь смеются, хотя вроде бы он повода не подавал.

— Как вы считаете, Александр Борисович, — строго сказал он, — может, будем заканчивать? Честно говоря, надоело мне все это.

— Полностью с вами солидарен, Сергей Витальевич. Давайте поможем хозяйке. Вам очень нужен тот хлам? — кивнул Турецкий в сторону кухни.

— Надо выбросить, оставьте. Потом.

— Ну тогда я прошу вас официально указать в протоколе — вы же у нас не только потерпевшая, но и гражданский истец— пропажи и все такое прочее. Тем временем вашу машину пригонят. И мы уедем. Валяйте, Сергей Витальевич, занимайтесь своим делом. А о картинах уплывших я тоже в Интерпол заявлю, вдруг где-то в заморских странах обнаружатся. Авангардисты, говорите? Никогда не предполагал, что они так высоко ценятся среди современных знатоков живописи. Впрочем, к искусству я имею отношение постольку поскольку.

— Однако ж все-таки, я вижу, разбираетесь… — заметила Лариса Георгиевна.

Турецкий вздохнул.

— Как всякий человек, у которого иногда выпадает время читать умные книжки. Не более, Лариса Георгиевна. И очень жалею о том, что мало знаю. Да, кстати, Сергей, по поводу этих авангардистов: обязательно укажите примерные размеры картин, художников, естественно, год их создания, названия и… тут, Лариса Георгиевна, понадобится ваша помощь: нужен хотя бы примерный сюжет, изображенный на картине. Как это вам удастся, — он засмеялся, — честное слово, не представляю.

— Александр Борисович, — негромко спросила Лариса, — вы сказали, что убийцу нашли… но это не важно. А как же теперь с Богдановым?

— Прямым исполнителем он, по-моему, быть не мог Есть вещи, понимаете? — которые под силу только профессионалу. Андрей Беленький был таким профессионалом. Дважды судим за убийство. А Богданов, думаю, был соучастником: наводчиком, скорее всего. Кто-то же из близких людей должен был позвонить вашему отцу, иначе, как я понимаю, он бы просто не открыл гостю дверь. Разве я не прав?

— Отец знал этого Андрея. Он не раз приезжал вместе с Баем. И сюда поднимался, наверх. Бай ведь, кроме пачки долларов, в кармане никогда ничего не носил.

— Постойте, получается так, что, если бы, скажем, Бай позвонил вашему отцу и сказал, что подъедет Андрей, Георгий Георгиевич открыл бы ему дверь, впустил бы в дом?

— А почему же нет?

— Сергей! Где расписка Бая?

— На, вот она, — Полунин достал из папки разглаженный листок бумаги. — А что, появились сомнения?

— Да еще какие… Лариса Георгиевна, дорогая, помогите Сергею Витальевичу, пожалуйста. Это очень важно. А я, с вашего разрешения, покурю и покумекаю немного, а?

— Пожалуйста. Сейчас вам пепельницу принесу. А может, перекусить хотите?

— Спасибо, я уже пил сегодня кофе…

Вернулся Грязнов. И Турецкий с ходу огорошил его:

— Уехали?

— Сейчас. — Он выглянул в окно. — Нет еще, а что?

— Срочно останови! Крикни, сам поеду.

— Да что случилось-то?

— Ругаться не будешь?

— Нет. Ну?

— Свежая версия, старик. Скажем спасибо Ларисе Георгиевне. Ладно, кончайте тут, охрана пусть остается, а вы — на Петровку. Приеду, расскажу.

Грязнов проводил Турецкого на площадку к лифту и негромко спросил:

— Так что же все-таки?

— Ты расписку Бая прочитал?

— Ну?

— Сказал бы я тебе, рыжий! Насчет баранки гну… Что пишет Бай? «Я, такой-то, сего числа принял от такого-то картину Мане и два рисунка Сезанна, которые он доставил мне согласно моей предварительной договоренности с Г. Г. Константиниди. Точка». А про миллион долларов — ни слова. Почему? А потому что он и не отдавал его. Он мог Вадиму за Дега заплатить, за что угодно, но миллион-то не отдавал, а потому и переживал лишь для вида. Для меня переживал. Понял? Или я уже схожу с ума, Славка, или мы наконец что-то нащупали. Дед, оказывается, хорошо знал того Андрюшу — вот в чем отгадка. Бай, в свою очередь, знал, что Вадим срочно вылетает за границу. Зачем же Вадиму миллион-то долларов отдавать? Чушь? Он мог обмануть старика, сказать, что посылает ему миллион долларов. А послал вместо миллиона убийцу, своего Андрюшу. Тогда все сходится. А Вадим ему нужен был как подсадная утка. Чтоб потом все свалить на этого кретина. Но об этом мне может рассказать лишь Кисота, больше никто.

48

Надо было быть полной идиоткой, чтобы, проснувшись утром с раскалывающейся от дикой боли головой и в таком виде, что… — о Господи! — не догадаться, что произошло накануне.

Наглая, сволочная, издевательская записка Бая, которую она обнаружила рядом на тумбочке, в буквальном смысле размазала ее, как какое-то дерьмо. Улетел, негодяй, умчался. Однако же добился чего хотел, вон все покрывало в его сперме… Да это бы черт с ним. Оскорбительно, вот что!.. Как с сукой подзаборной, дал по мозгам — и обгулял. Это ж он наверняка чего-нибудь в шампанское сунул, невозможно ж ее так просто свалить с ног. Последнее ее воспоминание хранило застолье. И вдруг как отрубилась. Нет, конечно, какое-нибудь снотворное или другую гадость всыпал, он мастак на такие подлянки… А все с шуточками, с юмором… Так бы и убила!..

Подумала о работе— и ужаснулась! Какая сейчас работа?! В зеркало погляди, на кого похожа! Чай, и так не принцесса…

Но десятилетиями выверенное отношение совслужаще-го к своему рабочему стулу заставило-таки Алевтину, стонущую от раскалывающей голову боли, сварить крепчайший кофе, выпить пару таблеток аспирина и залезть в ледяной, до синих мурашек на коже, душ.

Потом, уже на улице, подумала, как будет ехать в общественном транспорте, и, плюнув, решила сесть в машину Она ни разу не появлялась на этой Димкиной машине даже в районе своего министерства. Всем было известно, что она «безлошадная», а тут вдруг! С каких чиновничьих коврижек? Вообще-то ей было наплевать, что о ней скажут, но осторожность все-таки брала верх. В лужу чаще всего садится тот, кто теряет осторожность. А Алевтина брезгливо относилась к любым лужам.

Бессмысленное сидение перед горой никому не нужных бумаг было еще противнее похмелья. И она, кое-как протянув за сигаретами с кофе, от чего во рту уже было как в старом свинарнике, первую половину дня, на вторую нашла причину удалиться. Надо было посетить Дом художника, где готовилась очередная выставка московских пейзажи стов. Кое-кого из них она собиралась рекомендовать для осенней пражской выставки «Мой город».