Книга Фантом памяти - Александра Маринина

Вечером, когда пришла мама и увидела брошенные в ваннойиспачканные брюки и трусы, я узнал, что пал жертвой жестокого розыгрыша. Я могбезболезненно воспользоваться кустиками и избежать всей этой смертной муки.Боже мой, как я рыдал всю ночь! Я был раздавлен, унижен, обманут, подвергнутнезаслуженной и мучительной экзекуции. Но даже это не заставило меняотвернуться от Борьки. Я был его рабом.

Всю жизнь после этого меня преследовал страх обгадиться наглазах других людей и снова пережить этот невыносимый стыд. Именно о нем, обэтом случае и об этом страхе, говорила Елена, когда советовала мне разобратьсяс тем, что произошло со мной в восемь лет. И вот это произошло снова. Только вболее страшном варианте. И стоит передо мной Борька, никем не избитый и неуниженный, не обгадившийся и не обмочившийся, в дорогом чистом костюме,пахнущий хорошей туалетной водой, такой уверенный в себе, легко идущий пожизни, небрежно раздающий кому-то слова одобрения, которых я за столько лет таки не дождался.

За границу он хочет. А нары возле параши тебя не устроят? Абаланда в алюминиевой миске? А вонючая камера с несколькими десяткамиуголовников? Почему у тебя все должно быть хорошо? Почему плохо может быть укого угодно, только не у тебя?

Ненависть к Борьке перемешалась во мне с болью отсобственного унижения и побоев. И я сделал то, о чем впоследствии жалел и чегостыдился. Я сделал то, что хотел потом забыть. И ведь мне это почти удалось...

- Я сейчас позвоню, - сказал я. - У меня есть толькоодин человек, к которому я могу обратиться, я ему позвоню.

Я набрал номер Муси. Я знал, что ее нет в Москве, онаповезла одного из своих авторов в Екатеринбург договариваться с издательствомоб издании книг. Но я не стал звонить ей на мобильник, набрал домашний номер.Разумеется, Мусина матушка ответила мне, что Мария Владимировна уехала и будеттолько через три дня.

- Уехала? - переспросил Борька, пристально глядя мне вглаза. - У нее что, мобилы нет?

- Она в Штатах, там наши мобильники не работают. И матьне знает номера телефона, по которому ее можно найти. Она не сидит на месте,ездит по стране.

- Ага, ну да, - он согласно кивнул. - А вернется когда?

- Через две недели, - соврал я, чтобы убить в Борькевсякую надежду. - Извини, Боря, но больше у меня никого нет. Рад был бы помочь,но сам видишь.

- Жаль. Ладно, Дюхон, прости, что побеспокоил. Будупробовать через своих людей. Но ведь сдадут, суки, как пить дать сдадут. Всекуплены! Ладно, попробую прорваться.

Я смотрел в окно, как он выходит из дому и садится в машину,такой ладный, стройный, легкий, спортивный. Такой невыносимо удачливый. Во мнене было ничего, кроме стыда за собственную слабость и за подлость, которую ятолько что совершил.

А через неделю я узнал, что Борьку арестовали. Я знал, чтовсе из-за меня. Если бы я позвонил Мусе в Екатеринбург, она связалась бы с кемнужно, и на следующий день у Борьки был бы новенький загранпаспорт. И он уехалбы за границу и жил бы там припеваючи. Мне было стыдно. Я сожалел о том, чтосделал. Больше всего на свете я хотел бы, чтобы этого эпизода не было в моейжизни.

Но он был.

Спустя несколько месяцев Борьку выпустили, но за это времяушлые недруги вкупе в друзьями и близкими успели отнять у него все. И есливзрослый умный Борька отнесся к этому хоть и болезненно, но здраво, понимая,что все, что легко наживается, легко и теряется, то его сынок воспринял утратублагосостояния далеко не философски. Еще бы, с восемнадцати лет он разъезжал поМоскве на подаренном папой автомобиле, притом отнюдь не на отечественном и дажене на подержанном. У него было столько карманных денег, что хватало на самыйроскошный образ юношеской жизни, включая и наркотики. И собственная квартира уВолодьки тоже была. Все эти блага вкупе позволяли ему делать все, чтозаблагорассудится, не находясь при этом под жестким контролем предков. И вдругвсе кончилось. Ни машины, ни отдельной квартиры, ни денег, ни свободы, ибо житьприходится отныне вместе с отцом. И мать его бросила, не взяла с собой вкрасивую обеспеченную заграничную жизнь. Может, был бы он поумнее, подобрее ине употреблял наркотики, мать не отказалась бы от него, но такая простая мысльв голову Вовке, конечно, не пришла. Не воевал бы его отец с конкурентами,делился бы щедро, с кем надо, и не подсиживал бы его никто, не сдал быправоохранительным органам. Но и это было слишком сложной мыслью для сынаБорьки Викулова. Ему бы найти отправную точку попроще. Кто виноват? Да тот, ктоне помог папе смотаться за рубеж, подальше от ареста. А кто не помог? Нетурагентство, у которого три дня - предел возможностей. Не папины партнеры по бизнесу,которые, естественно, немедленно сообщили куда надо, что Викулов собираетсякогти рвать из России. Дядя Андрюша Корин виноват. К нему папа обратился как кпоследней надежде, а Корин подвел. Оно и понятно, на турагентство не наедешь, кбизнесменам не подберешься, а сердце требует мести точно так же, как организмтребует очередную дозу. Только вот с дозами нынче стало проблематично, денег-тоотец дает совсем немного, ни на что не хватает. И Корин - самый удобныйпретендент на роль жертвы. Один, никакой тебе охраны, никакого оружия, к томуже еще и не помнит ни хрена, стало быть, и в голове у него нет, что отец и сынВикуловы могут иметь к нему хоть какие-то претензии. Случись что - этот гадКорин даже под пытками не скажет, что Володя Викулов имеет основания емумстить. Не скажет, потому что не знает этого. Не помнит. Как все удачно...

А Борька, узнав о моей амнезии, приезжал ко мне в санаторийи разговаривал со мной, как ни в чем не бывало. Даже не напомнил мне о том, чтообращался за помощью. Даже не намекнул на то, что надеялся на меня, а я надеждне оправдал. Он промолчал. И тем самым раздавил меня, как мерзкого вонючегоклопа.

Я был отвратителен сам себе. И самыми счастливыми в моейжизни были те пять месяцев, в течение которых я не помнил о своем мерзкомпоступке и о своих гнусных мыслях. Мне было плохо, и поэтому я пожелал Борькезла. Зло свершилось, Борька прошел через ад, но он может быть счастливым иобязательно будет, потому что у Борьки всегда все получается. То ли потому, чтоон не умеет стыдиться собственных поступков, то ли оттого, что не делает ничеготакого, за что ему потом было бы стыдно. А я умею и, что самое ужасное, делаю.И я уже никогда не смогу быть по-настоящему счастливым.

Да, зло свершилось. Только обрушилось оно не на Борьку, а наменя самого. Если бы я не сделал того, что сделал, у меня не было быпотребности все забыть. И не было бы никакой амнезии. И никто бы не смог еювоспользоваться.

И я не оказался бы в положении человека, вынужденноголопатой грести чужую ложь и притворяться. Если только я дам понять, что памятьвернулась, я подпишу себе смертный приговор. И, кроме меня, есть еще одинчеловек, который знает правду, - это Елена. Отныне и навсегда я от нееполностью зависим. Да, сегодня я ее люблю, сегодня никого нет на свете дорожедля меня, но если завтра, или послезавтра, или через полгода я охладею к ней, яи тут вынужден буду лгать и притворяться, чтобы не обидеть ее, не рассердить.Иначе она может все рассказать.