Книга Жернова истории - Андрей Колганов

Все, что смог пообещать мне Михаил Евграфович Лагутин, – время от времени снабжать меня работенкой по переводу документов или составлению обзоров иностранной прессы для Исполкома Коминтерна.

Разговор с Лазарем Шацкиным тоже особых результатов не принес. Он сейчас формально никаких руководящих постов не занимал – учился. Совет он мне, впрочем, дал:

– Слушай, а поговори с Дзержинским. Мировой мужик! Думаю, с ним можно будет сговориться о работе в ВСНХ.

– Так прямо пойти и поговорить? – Тут уж не надо изображать скепсис в голосе, он прямо из меня так и сочится.

– Конечно! – Комсомольский вожак полон энтузиазма. Видимо, Феликс Эдмундович и вправду ему сильно приглянулся. – Запишись на прием – и все дела!

Тем временем и вторая неделя подошла к концу. Все, теперь попадаю в положение безработного. Пойти, что ли, зарегистрироваться на биржу труда? Кроме выходного пособия весь мой золотовалютный запас – хорошо если шесть или семь червонцев наберется бумажками да две золотые монеты по червонцу. А там пособие дают. Слезы, конечно, а не пособие, но с пустыми карманами и пустым желудком будешь рад и этому.

От нечего делать перелистываю подшивки газет за прошедший месяц с лишним, пока мотался по Дальнему Востоку и закруглял дела в наркомате. Интересная заметка: «Скандал в английском парламенте». Запрос о фальшивых документах, полученных майором Мортоном от рижской резидентуры MI-6. Ну-ну, похоже, одна из моих берлинских анонимок дошла-таки до нужного адресата. О! И выборы лейбористы не проиграли, хотя и получили в парламенте на несколько мест меньше. Так, возможно, не будет и налета на АРКОС, и «военной тревоги» 1927 года? Ладно, поживем – увидим.

Однако собственной растерянности от себя не скроешь. Что же ты думал, дорогой, что и дальше будешь безнаказанно швыряться камушками из-за угла? И никто ничего не прочухает и ответную шпильку тебе в одно место не всунет? Поиграл – и будет. Game over.

Да, планы у тебя были наполеоновские. Попаданец, блин, весь сочащийся послезнанием, аж из ушей лезет. И чего же ты вообще успел добиться с этим своим послезнанием? Ну расшевелил осиное гнездо, ну сумел немного перетрясти картошку в мешке. А толку-то? Все псу под хвост. Хоть волком вой…

На меня неумолимо накатывала депрессия. Хотелось плюнуть на все, ничего вообще не предпринимать, ни о чем не думать, но мысли настырно лезли в башку и упорно крутились вокруг осознания собственной никчемности.

И в таком состоянии меня угораздило пойти на свидание с Лидой! Но и это еще не все – я скатился до того, что начал плакаться ей в жилетку. Мои стенания выглядели тем более жалкими, что истинную подоплеку расстройства чувств я ей выложить не решался. Послушав эти излияния несколько минут, она резко развернулась ко мне.

– Ты что сопли распустил! – зашипела она, как дикая кошка. – Или ты не мужик вовсе?!

В этом состоянии она была чудо как хороша. На щеках румянец, волосы растрепались, глазищи карие сверкают, как топазы темно-коньячного оттенка. Искренне любуюсь ею, несмотря на совершенно не подходящие для этого обстоятельства.

– Или ты думаешь, я тебе тут носик платочком вытирать буду? Возьми себя в руки! Коммунист ты или нет, в конце концов?! – Этот крик отрезвляет и заставляет оторваться от любования моей комсомолкой. – Не смей сдаваться! Слышишь?

Ее бы на мое место… Тоже взялась меня учить хорошим манерам… Обида затмевает мне разум, и я выпаливаю:

– А ну прекрати мне мораль читать!

Ее реакция была моментальной. Неуловимым движением Лида хватает со стола стакан с водой, стоявший рядом с графином, и опрокидывает его над моей головой. Вскакиваю, чувствуя, как струйки воды, просочившись сквозь рубашку, стекают все ниже и ниже, несколько раз молча открываю и закрываю рот, затем выскакиваю в коридор, хватаю пальто и шапку с вешалки – и за порог, гулко хлопнув дверью.

Разумеется, выскочив за дверь, я лишился возможности увидеть, как Лагутина бросается к захлопнувшейся двери, останавливается и несколько минут смотрит невидящими глазами перед собой, закусив зубами кулачок, затем… затем поворачивается, подходит к телефону, поднимает трубку:

– Мне срочно Питер! Вызовите, пожалуйста, номер… Хорошо, жду. – Она сидит, сглатывая слезы, затем вытирает глаза и, стиснув зубы, ждет вызова на междугородний разговор…

Вот это называется – влип! Сопли я, конечно, фигурально выражаясь, подобрал. Но дальше-то что делать? От полного отчаяния совершаю два поступка. Во-первых, выстояв со второго захода очередь на биржу труда, регистрируюсь как безработный. Во-вторых, в секретариате председателя ВСНХ записываюсь на прием к Дзержинскому. Ничего так, по-божески. Через два с половиной месяца подойдет моя очередь.

В отчаянии вспоминаю про свой «зауэр». Нет, вовсе не за тем, о чем вы подумали. Как бы я ни был плох, но до суицидальных намерений еще не докатился. Решаю просто пойти в тир пострелять – хоть немного отвлечься.

В динамовском тире у барьера двое стрелков. Один кажется мне чем-то знакомым. Старенькая потертая кожаная куртках, кожаная шоферская кепка, в руках два «люгера»… Ну точно, он. «Дед»!

– Здравствуйте, дедушка! – Что-то подтолкнуло меня немножко съерничать.

«Дед» резво оборачивается, срисовывает меня взглядом…

– А, Виктор Валентинович! – приветствует он меня, нимало не смущаясь моей подколкой. А впрочем, как же мне еще к нему обращаться, раз имени своего он так и не назвал? – Здравия желаю. Ну, как ваши успехи?

Мне сейчас не до демонстрации успехов, но и отказываться причин не вижу (а в голове тихонький такой щелчок: «Здравия желаю» – это чей лексикон?).

– Если освободите место у барьера, постараюсь продемонстрировать.

Повинуясь жесту «деда», второй стрелок вместе с ним отходит в сторону. Чувствую, как кровь потихоньку закипает от впрыснутого в нее адреналина. «Зауэр» вылетает из кобуры, левая подхватывает рукоять снизу, глаза цепляют мишень… Бах! Бах! Бочком, бочком в сторону… Еще выстрел, еще – уже по следующей мишени…

Выкидываю опустевшую обойму прямо на пол, не переставая двигаться приставными шагами, всаживаю в рукоять следующую, и вновь под сводами подвала динамовского тира раскатисто звучат выстрелы…

– Ну что же, – выдает свое суждение «дед» после осмотра мишеней, – коли будешь тренироваться, то, может, и выйдет из тебя толк. – И тут же, без перехода: – А что невесел? Или иной похвалы ожидал? Так ее еще заслужить надо.

– Не в похвале дело, – качаю головой. – Без работы остался. И другой пока не предвидится.

– Что ж так? И Красин не помог?

Про Красина-то он откуда… Впрочем, учитывая его предполагаемую ведомственную принадлежность, pourquoi pas?[6]

– Красин тоже под богом ходит, – отвечаю.

– Вот даже как… Все равно носа не вешай. И вспоминай почаще, что под лежачий камень вода не течет. Найдешь ты работу по себе. – «Дед» говорит уверенно, как будто и вправду знает, что работу я ищу не абы какую, а чтобы иметь возможность исполнить то, что намеревался. Он продолжает: – Ты сначала пойми, чего ты хочешь и с чем к людям пойдешь. Тогда, может, что-нибудь и получится. Когда ясно станет, к чему ты для людей годен.