Книга Право на меч - А. Л. Легат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– К вечеру, видать, пробьем. А уж там…
– Смерть ублюдкам! – завопили солдаты. Как ни странно, громче кричали те, что таскали проклятые камни с самого утра.
Нездоровый азарт проигрывал сражения так же, как потерянные ящики с гвоздями. Всему свое время. Нам еще предстояло заполнить ров под обстрелом, подтащить пехоту за мантелетами, а до того – поднять все это счастье в гору. Следом, прикрываясь от камней и стрел, пробиться к бреши. А пробившись, надеяться, что внутри замка не поставили таких ловушек, которые перебьют всех смельчаков.
«И затем – самая малость. Не погибнуть при штурме, сломить врага. Победить».
Я стиснул зубы. Два года. Два года я занимался этой дрянью ради того, чтобы больше никогда ею не заниматься.
Все в Воснии кверху ногами.
Когда настал вечер, восточная стена все еще стояла. Новые разведчики докладывали о шуме в соседнем поле. На дозор выставили вдвое больше солдат, чем было при двух сотнях Долов.
Я снова вышел к требушету в окружении отряда. Смотрел, как портили и ломали лучшее, что возведено в этом краю.
Обстрел приостановили до того, как тьма проглотила холмы. Толпы солдат отправились к полевой кухне и на ночлег, оставив площадку почти пустой, обнаженной и одинокой – стоило ей только перестать всех развлекать.
– Ну, ничего, – Эдельберт успокаивал сам себя, – скоро возьмем. Завтра. – Он поперхнулся, будто осознал, сколь большую глупость ляпнул, и поправился: – Может, через неделю.
– Мгм.
Я не слушал его болтовню и высматривал нанесенные повреждения. Вторую стену с этой точки не увидишь – цела она или обвалилась. Зато просела одна из крыш во внутреннем замке. Я помнил каждую из них: широкая с двумя трубами – это кузница, плоская соломенная – дополнительная конюшня или барак, которого ранее не было. С этого ракурса также невозможно было рассмотреть дровяник, основную казарму во дворе, южный бастион и еще несколько пристроек.
– Удивительно. Я беру замок, – почти шепотом заметил бастард. – Видел бы это мой отец, а! Кто бы мог подумать?..
Я отвел подзорную трубу от лица и протер стеклышко рукавом.
– Хочешь уничтожить человека – убей его мечту, – сказал я. Эдельберт странно на меня покосился. – Так говорил мой гувернер, когда мы играли в кон королей.
И я тогда смеялся, потому что казалось, что мечты бессмертны. Может, бессмертен и я сам. И если даже одна мечта куда-то задевается и пропадет, то останется еще очень много других.
Недоумение на лице Эдельберта никуда не пропало, хоть он и повернул голову к холму. Я объяснился:
– Это игра в Дальнем Изломе. Карточная, для двух игроков…
– Я знаю, что такое кон королей, – раздраженно заметил бастард и приложил подзорную трубу к глазу. – Ты мне лучше скажи, какого черта они делают на стене?
Друзья Бато засуетились. И дело было не только в безнадежных работах по восстановлению первого рубежа обороны. В этом краю беды случались с любыми материалами: гвозди терялись, доски гнили в грязи, а в замках не хватало строительного камня для заделывания бреши. Но чего всегда было в избытке, так это веревок.
Одной милосердной Матери известно, почему в Воснии так любили повешения. Группа солдат столкнула какого-то слугу со стены. Тот падал, как безвольная кукла, а потом подался влево на середине пути, дернулся в воздухе и закачался в петле.
– Вот же навозная куча, – больше испугался, чем разгневался Эдельберт, – зачем это они вешают своих?..
Мертвец грустно скользил в воздухе, вытирая камни на стене. Крепкий был на вид, да и одежда не так плоха…
– Слуга провинился? Украл пищу?..
– Это не слуга, – прищурился я, – с него просто сняли кольчугу. А еще это не совсем их человек. – Я поднял брови, только сообразив, что произошло. И почему солдата повесили на востоке, для наших глаз.
– О боги, – догадался Эдельберт. – Тот парень с луком! Твой, да?
Моим в Воснии не было ничего, кроме долгов, потертой одежды и последнего меча. Я сдержал улыбку. Иногда и нелепая ложь, которую ты сочинил, становится правдой. Даже Кари не была моим союзником, в полном смысле этого слова, в рядах врага.
«Лучший помощник на войне – тот, кто работает на тебя, сам об этом не зная».
– Нас раскрыли, – затрясся бастард.
Удивительно, как же бывает трудно удержаться от смеха! Строгое беспокойство – вот что мне нужно изобразить.
– Выходит, что так. – Я надеялся, что голос меня не выдал. – Кто еще знал о нашем солдате в гарнизоне?
«Куда интереснее то, как они нашли бедолагу. Так и представляю переполох в казарме. Кто же, кто плюнул под ноги этому ублюдку, мальчишке с острова? Давайте скажем, что это был какой-нибудь Винс, он громко храпит!»
Ложь, которую я выдумал для сотников и Эйва, стоила кому-то жизни. А может, парня повесили уже мертвым, кто знает?
Бастард ссутулил плечи и начал наворачивать круги, вытаптывая траву.
– Кто знал?! Да все, кто был тогда в штабе. Я же не сумасшедший – сговариваться за спиной у одних и не докладывать другим! – Эдельберт обиженно вскинул подбородок, хотя обижаться стоило бы мне. – Маркель знал, Стефан, Барн, сержант, само собой. Господин Эйв Теннет…
– Словом, на следующий день о нашем человеке в гарнизоне слышали уже все.
– Да плевать! Было и было, это ли важно! – Эдельберт поскреб жалкий намек на усы. – Что нам теперь делать?
И я снова сдержал улыбку.
– То же, что делали раньше. – Я посмотрел на бедолагу, которого покачивал ветер вдоль стены. – Теперь, когда Долы разбиты, нам остается только взять замок.
– Но ведь если в наших рядах есть предатель, то…
Конечно, я мог бы сказать ему правду и закрыть дело. Только Бастард не мог мне ничего предложить за искренность, кроме новых проблем.
«Честность – страшное оружие в умелых руках». – Финиам умел говорить ровно то, что необходимо. Но больше всего он умел молчать в самый подходящий момент.
Я задумался. Расклад поменялся, карты перемешались.
Бато верил, что в его рядах и правда завелся предатель. Мог ли он додуматься до этого, проследив за исходом битвы с Долами? Нет. Значит, в наших рядах есть доносчик. Кто-то, кто прибыл из Оксола? Помощник Тувира, приятель Бато или соперник Эйва? И если так, почему старик, и без того запертый в замке, сдал своего человека? Убрать «предателя» можно было и тайком, не оповещая об этом наше войско.
Бато был упрям и невыносим, но он не был дураком. По крайней мере настолько. Я нахмурился и сказал Эдельберту:
– Никак