Книга Альбом для марок - Андрей Яковлевич Сергеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Мичиганске, естественно, зима, и это приятно вернуться в систему четырех времен года. Которая – система эта – есть единственная для меня реальность. Кроме, конечно, дня и ночи. Все остальное выглядит приблизительно и временно и не рождает (а может и не требует) серьезного респонс; так что чувства мои как бы дремлют. Что – мучительно. Имеет место только физическое уставание и физический же отдых. Я бы пожаловался еще, но на таком расстоянии Вашу жилетку не промочишь.
Жизнь моя проста, незамысловата. Два раза в неделю происходят семинары; по понедельникам и средам. В 10 утра для градюэйтс (дипломников) по-русски, в 4 часа пополудни – для андерградюэйтс, сиречь просто студентов (плюс профессора из разных депар[таменто]в и всякие, кому интересно) по-английски. Этот второй, конечно, есть комбинация моей наглости и ихней терпимости, но чего-то толковое получается. Заставляю, например, независимо от возраста и пола, учить стишок на память. Ну и объясняю, как могу, что к чему. Думаю, что доходит. Вечером – возвращаюсь в свой пустой дом, пытаюсь чего-то сочинять. Иногда – да, чаще – нет. Готовлю, прибираюсь, смотрю телик; когда нервы позволяют – читаю. Раза два в месяц – минимум – летаю куда-нибудь по оральным делам, как, например, во Фриско. Что до личной жизни, то хватит с меня личной жизни. Тут она была бы, по меньшей мере, эскапизмом, попыткой разгрузить душу, заслониться от – как бы поточнее – от ужаса. Что и желательно, и нежелательно. Я все-таки приучил себя к хандред персентности…
Сообщаться же почти не с кем, кроме Карликов [Профферов. – А. С.]. Потому что слависты с течением времени, как хозяин на собаку, становятся похожи на свой сабджект, и я нахожусь среди тех, с кем это уже случилось. Очень аэропортовские люди, только женаты не на чернявых. Департамент – настоящий зоо; это даже приятно, что такая вэрайети имеется: тут тебе и мистики, и бодисатвы, и вегетарианцы, и гомосеки, и просто крейзи. Но у нас он еще хороший. Вот в Калифорнии – так там не зоо, а цирк со своим распорядителем, укротителем и клоунами. Насмотрелся я и скажу, что те, кто нам дома нравился, и есть лучшие.
Вы не поверите, Андрей, но мне скушно. Дело, конечно, в характере моем гнусном, и в языке несовершенном, конечно. Но знаете: все на свете можно вычислить. Человека, пейзаж, погоду, содержание книги. Скажу так: я увидел много нового, но не услышал и не прочел. Не знаю, где происходит самый процесс, но уровень в сообщающихся сосудах одинаковый…
Эмигре меня ненавидят, считают, что я их позорю. Любят поговорить о свободе: психология холуя, сбежавшего от хозяина: все время сапоги снятся…
та же машинка. инисбофин
21 июля 1973
…Инисбофин на местной фене означает Остров Белой Коровы, – и хотя я ее еще не видел, – должен Вам сказать, что коровы и есть главные обитатели сей части суши, где кроме них, коров, есть еще овцы, зайцы, несколько кур, лошади, ослики, псы, кошки и 250 душ местного населения. Я – 251-й и, думаю, первый русский, к[ото]рый на остров этот когда-либо ступал…
В качестве 251-го я был перевезен сюда с “мейнленд” на небольшом баркасе по довольно бурному морю. Думаю, что не испытывал ничего подобного прежде. Дело не только в баллах, но и в утлости судна, чей шкипер (по имени Падди, конечно) – 6 пудов веснушчатого мяса – всю дорогу крестился и орал на трех пьяных молодцов, норовивших вылезти из трюма на палубу, где сидел – а вернее – катался от борта к борту, хватаясь за что попало, я, а справа и слева громоздились жидкие трехэтажные вещи…
Я остановился в доме местного поэта, Тома Макинтайра (с к[ото]рым познакомился зимой в Мичиганске, где он преподавал айриш феню). Он живет тут со своим бабцом америк[анского] происхождения, тратя на еду 3 фунта в неделю. Это при том, что норм[альный] обед в китайском, (следоват[ельно] дешевом) ресторане в Лондоне будет 2–2.5 на нос. Выкручивается он просто: ловит рыбу – макрель – к[ото]рая и составляет 90 % их меню. Остальные 10 % падают на картошку, свеклу, морковь, выращиваемую тут же, и на хлеб – того же т. е. домашнего происхождения и производства. Имя всему этому одно: нищета, но его никто не произносит. Ирландскому поэту (а Макинтайр – поэт хороший) заработать невозможно… Ср. членов СП… Главный вопрос в семье Макинтайров сейчас: купить или не купить (разумеется, в рассрочку) револьвер, чтоб стрелять диких кроликов, которых тут пруд пруди, ибо есть мясо здесь – хотя бы дважды в неделю – вопрос престижа. Топят торфом, леса нет никакого (винят англичан, к[ото]рые будто бы его свели в 17-м веке). Основное правило: если увидел кусок дерева – подбери и отнеси домой. Потому что все время холодно, ветрено и сыро, но именно поэтому я сюда и приехал…
На чердаке, где я сижу сейчас и пишу все это при свече, пахнет рыбой; также ею пахнет в сенях и в спальне. Из того, что я видел, это не похоже ни на что. По своей бедности и некоторой отверженности это напоминает Норенское, но океан меняет все…
Смешно, что для Инисбофина Ирландия – мэйнленд, ибо для Ирландии мэйнленд – это Англия, для которой, в свою очередь, мэйнлендом является Европа. А он говорит “ни один человек не остров…”
От руки на двух открытках с видами Венеции
31 декабря 1974
Хотя бесчувственному телу
равно везде… Но ближе к делу:
я вновь в Венеции – Зараза! —
Вы тут воскликнете, Андрей.
И правильно: я тот еврей,
который побывал два раза
в Венеции. Что в веке данном
не удавалось и славянам.
Я прилетел в Париж, который
завешен как тяжелой шторой,
лефтистами и прочей мразью:
мир, точно Сартр, окосел.
Провел там сутки, в поезд сел
и, вверив взор однообразью
окна, как недруг власти царской,
направился в предел швейцарский…
Тристан Тзара, Джеймс Джойс, другие
творцы (и жертвы) ностальгии
здесь пели о грядущих бурях,
простейший применяя трюк:
немецкого не зная, Цюрих
они считали
