Книга Крах всего святого - Илья В. Попов

(неразборчиво) … или же выбросить это проклятое зеркало в озеро; но в решительности застыв перед ним, я вдруг увидел мое собственное отражение, которое достало из-за пояса нож и, не скрывая широкой ухмылки, перерезало себе горло от уха до уха.

Крик застрял у меня в груди, и я бросился прочь; а в спину мне еще долго доносился громкий хохот, разносящийся гулким эхом по пыльным коридорам, который, судя по всему, никто кроме меня не слышал, ибо первый же встречный, в коего я вцепился мертвой хваткой, вопрошая, когда же ОН умолкнет, лишь испуганно хлопал глазами, да пытался высвободиться, что-то тихо бормоча.

(неразборчиво) … не знаю, сошел ли я с ума или же и впрямь вижу и слышу все это, но знаю одно – жизнь свою я окончу здесь, в этом замке. Я надеюсь лишь на то, что дневник сей послужит предостережением и уроком. Я, Мартин Отес, старший наследник своего рода прошу, нет, умоляю того, кто прочтет эти строки, уничтожить (неразборчиво). И напоследок – быть может, это сможет помочь храбрецу, который решится выполнить мою просьбу. Ни в коем случае – никогда! – не начинай разговари… о нет, нет, нет, нет, НЕТ! Я ОПЯТЬ СЛЫШУ ЕГО ГОЛОС!

ОН ГОВОРИТ МНЕ, ЧТО Я ДОЛЖЕЕЕееееееее...

Kdhaarasshaawlorghamot

Kdhaarasshaawlorghamot

Kdhaarasshaawlorghamot

Последняя запись из дневника Мартина Отеса

Мальчик все кричал и кричал, покуда вопль его не превратился в хрип; да и Мелэйна с трудом сдерживалась, глядя на окоченевшие тела, покоившиеся на растянутых бечевках, сушившиеся, точно бараньи туши. Их было не менее десятка – в большинстве своем дети, от совсем малышей до юношей, но пара точно принадлежали взрослым мужчинам; однако судить об этом можно было с трудом, так как некоторые трупы были разделены надвое, или и вовсе представляли собой обрубки без рук и ног; и практически все они были выпотрошены и ободраны. Невольно кинув взгляд на котел, девушка как раз успела застать момент, когда на поверхность прямо меж островков пены выплыл тонкий пальчик, который тут же вновь скрылся в бурлящей жиже.

Оцепенев от ужаса, она едва не попрощалась с жизнью – лишь громкий топот привел ее в себя, и она рухнула на пол за миг до того, как воздух, где была ее голова, разрезало лезвие. На четвереньках перебравшись на другую сторону стола, она вскочила на ноги и взглянула на Гейна, который не сводил с нее темных глаз, поблескивающих злобными огоньками. Схватив Этьена за руку, Мелэйна попыталась было увести его прочь – куда там! Мальчик застыл точно статуя, не сводя с покойников стеклянного взгляда.

– Ты грязная мерзкая шлюха, – взвизгнул Гейн, брызжа слюной. – Не смей дотрагиваться до него своими руками! Ты его запачкаешь!

Монах ринулся прямо на них, размахивая тесаком – Мелэйна едва успела оттолкнуть Этьена и отпрыгнуть в сторону, дабы самой не пасть от руки безумца. Из-за двери в углу раздалась приглушенная брань, а Гейн вновь было двинулся на девушку, но тут увидал мальчика, который пытался отползти в сторону – схватив его за лодыжку свободной рукой, он притянул его к себе, не обращая внимания на удары, коими его осыпал Этьен.

– Ты... такой... чистый... – по щеке монаха вдруг сползла крупная слеза, а голос его стал почти что бархатным. – Эти люди не успели запачкать тебя? Нет, не успели, я чувствую... Я дам тебе новую жизнь – как и другим сироткам, которым не было места в этом мире. Всего один миг и...

Гейн протянул к его лицу свободную руку, и не успела Мелэйна сделать и шаг, как мальчик схватил из очага пылающую головешку и ткнул ею прямо в морду склонившегося над ним монаха. Тот заверещал, уронил тесак и отшатнулся, схватившись за лицо, а Этьен, поднявшись на ноги, через мгновение уже стал рядом с Мелэйной, дрожа от страха.

– Вот как? – прохрипел Гейн, убирая толстые пальцы от свежего ожога, зияющего прямо под глазом, и наклонился за тесаком. – Значит, они все же успели тебя испортить. Жаль. Мишель тоже поддался порче, – монах кивнул на желтоватую неровную мисочку, стоявшую на столе. – Пытался стащить из кладовой бутыль с вином. И Дени, – он указал на низкий табурет, обитый кожей. – Предлагала мне себя за кусок хлеба. И даже Толан… – Гейн взглянул на котел и вытер уголки глаз. – Хоть и был моим любимчиком – слушался меня как отца, помогал мне во всех трудах, но, как оказалось, все это время лгал мне прямо в глаза и прошлой ночью попытался сбежать. Клянусь, я рыдал, когда слышал его крики из подвала. А теперь и ты… Что ж, значит, такова судьба. Пускай ты не обретешь спасение, но послужишь в этом мире еще чуть-чуть...

– Этьен, беги! – крикнула Мелэйна за мгновение до того, как на них бросился Гейн.

Мальчик в нерешительности застыл на месте, видимо, не желая оставлять девушку наедине с сумасшедшим монахом, но потом все ж юркнул за дверь, а та, ухватив какой-то горшок, бросила утварь в мужчину – это задержало его не более чем на пару ударов сердца, но все же Мелэйне хватило времени вооружиться кочергой, стоявшей у очага. Хоть жизнь ее и – как и ее друзей – была в смертельной опасности, она до последнего надеялся обойтись без Дара, дабы не использовать его против человека, пускай и полного безумца. Гейн направился было вслед за мальчиком, но девушка ткнула монаха в спину, а едва тот оглянулся, обрушила кочергу прямо ему на голову. К несчастью, монах оказался куда проворнее и сильнее – увернувшись от удара, он ухватил запачканное сажей железо и, вырвав прут у девушки, отбросил его в угол.

– Не смей МНЕ мешать! – взвизгнул Гейн. – Вы все только и делаете, что встаете у меня на пути. Как Ашиль, Годрик, Ланс и другие глупцы. Только Я вижу Истину! Я! Я разговаривал с НИМ! Сам ГОСПОДЬ пришел ко мне во сне и рассказал, как освободить души несчастных! И ОН был прекрасен, лик ЕГО перекрывал небеса, а голос ЕГО звучал тысячей труб...

С каждым словом он приближался все ближе и ближе, возбужденно размахивая руками; глаза его сверкали безумным блеском, ввалившиеся щеки загорелись румянцем, а на лбу выступили капли пота. Мелэйна уже вжималась спиной в стену, а монах был на расстоянии локтя, бормоча все более бессвязную чушь, то и дело срываясь на истеричные вопли. И вот он уже поднял тесак, когда девушка выпалила единственное, что пришло ей в голову:

– Вы... вы правы! Да! Я тоже говорила с богом!

Гейн нахмурился и опустил руку, но уже через мгновение затряс головой и процедил:

– Не ври МНЕ, шалава. НИКТО кроме МЕНЯ не говорил с НИМ. ОН сам МНЕ это рассказал. Я – тот избранный, что приведет этих несчастных к вечному спасению, Я!

– Нет-нет, я говорю истинную правду, – закивала девушка и попыталась выдавить улыбку. – Про спасение грязных душ... Именно он… – ей в голову вдруг пришла безумная догадка, – … К’хаар! К’хаар указал нам дорогу сюда, дабы мы помогли вам!

Гейн застыл на несколько мгновений, точно пораженный, и девушка уже было подумала, что он ее попросту прикончит, как монах схватил ее за рукав и вновь принялся говорить, от поспешности то и дело глотая слова. Мужчина то рычал, то плакал, или же вовсе хохотал, запрокидывая голову назад, а она видела перед собой лишь нить слюны, свисавшую из его рта и заляпанное засохшей кровью лезвие, мелькавшее в нескольких пальцах от ее носа. Из-за двери в углу послышался какой-то шум, а следом глухие крики – и Мелэйна воздала похвальбу матери за то, что та уберегла Джейми и Стефана, а вот монах, напротив, от злобы заскрежетал зубами.