Книга Мысли узника святой Елены - Наполеон Бонапарт

CCXXXIX

Я нашел превосходство русской армии только в том, что касается регулярной кавалерии, казаков же легко рассеять. Пруссаки – плохие солдаты; напротив того, английская пехота изумительным образом проявила себя при Ватерлоо.

CCXL

В довершение тех великих событий, причиною коих был я, всего удивительнее было видеть Фуше, цареубийцу и закоренелого революционера, министром Людовика XVIII и депутатом Бесподобной палаты[341].

CCXLI

Я всегда придерживался того мнения, что для европейских держав постыдно терпеть существование варварийских государств. Еще при Консульстве я сносился по этому поводу с английским правительством и предлагал свои войска, ежели б оно захотело дать корабли и припасы[342].

CCXLII

Фердинанд VII царствовал не благодаря собственному мужеству или милостию Божией, но лишь по чистой случайности[343].

CCXLIII

Шпионами в моих кампаниях я пользовался редко; я делал все по вдохновению: точно все предугадывал, продвигался с быстротою молнии – остальное было делом удачи.

CCXLIV

Я знал немало людей, которые находили мои приказы неосуществимыми; впоследствии я иногда объяснял им, какие средства служили мне к достижению цели, и они соглашались с тем, что и впрямь не было ничего легче.

CCXLV

Ныне в Европе существует только два сословия: требующее привилегий и отклоняющее эти требования.

CCXLVI

Если бы я разбил коалицию, Россия осталась бы столь же чуждой Европе, как, к примеру, Тибетское царство. Благодаря этому я обезопасил бы мир от казаков.

CCXLVII

Ничто так численно не умножает батальоны, как успех.

CCXLVIII

В тех, кто себя обесславил, напрасно искать людей неустрашимых.

CCXLIX

Не однажды в течение моей кампании 1814 г. я задумывался о том, что для моих солдат нет ничего невозможного, они снискали себе бессмертное имя. В превратностях же судьбы меня повсюду сопровождала слава.

CCL

Меня свергли не роялисты или недовольные, а иностранные штыки.

CCLI

История моего царствования прославит когда-нибудь имя какого-нибудь нового Фукидида[344].

CCLII

Человеческий дух не созрел еще для того, чтобы управляющие делали то, что должны делать, а управляемые – то, что хотят.

CCLIII

Когда целый свет устраивается посредством штыков, это вполне логично! Здравый смысл тогда не в справедливости, а в силе.

CCLIV

Придет время, и общественное мнение опровергнет софизмы моих клеветников.

CCLV

Я сделал Бенжамена Констана членом Трибуната, я удалил его, когда он пустился в болтовню; это называлось устранить – удачно найденное слово. Ум Бенжамена сродни уму геометров со всеми их теоремами и короллариями, а сам он так и остался великим делателем брошюр[345].

CCLVI

В Париже после 13 вандемьера[346] республиканские убеждения, кои я исповедовал, оставались в ходу всего лишь двадцать четыре часа; говорю это в назидание братьям из сообщества Бабёфа и миссионерам, исповедующим религию фрюктидора.

CCLVII

Талейран и де Прадт похвалялись, что это они – восстановители дома Бурбонов; пустое бахвальство: сие восстановление престола явилось неизбежным следствием стечения обстоятельств.

CCLVIII

Я – не более как сторонний наблюдатель, но мне лучше, нежели кому бы то ни было другому, известно, в чьи руки попала ныне Европа.

CCIX

Ныне, кроме камней, заложенных в основание Франции, я не вижу ничего другого.

CCLX