Книга Марионетка для вампира - Ольга Горышина

Из-под лисьей шапки смотрели встревоженные внимательные глаза, а губы вдруг расплылись в улыбке, и чешский лис красиво и стройно запел рождественскую колядку. Я сначала думала подхватить ее, ведь мы учили эту песню в школе, но, вспомнив про арию барона, промолчала. А вот Карличек орал во все горло, а потом нагнулся, набрал в рукавицы снега и метнул в меня снежком. Я не увернулась и потребовала от барона отпустить меня.

Шуба нараспашку, но не холодно. Я даже снежки лепила голыми руками. И одним залепила прямо в лицо пана Ондржея. Нечаянно. Тот поднял было свой снежок, но тут же опустил руку. Наши глаза встретились, и я первой отвела взгляд.

Рождество удалялось от нас с каждой минутой. Новый год неумолимо надвигался на всех нас со своими проблемами. Некоторые из них станут обыкновенными хлопотами, а другие — обыкновенной трагедией.

Эпилог

Я бы могла начать писать эпилог своей жизни еще первого января: все было решено без моего согласия, пусть и с моего ведома. Но я дождалась весны, когда работа над созданием вампирского музея закипела, как вода в котле. Живая вода, не мертвая.

Всю зиму мы просидели у камина теплой компанией с рисунками, чертежами и сметами. Электричество мы надеялись получить хотя бы к следующей зиме, а пока нещадно жгли топливо. И нервы… Особенно много их потребовалось в библиотеке, когда мы решали, какие книги оставить для аутентичности, а какие сбыть букинистам, чтобы иметь средства на заказ достойных макетов, которые не жалко было б завить паутиной и неожиданно сбросить на головы пугливым посетителям. Это была, кстати, моя идея…

Пугливой была и я. Порой мне страшно было подходить к мужу даже с простым вопросом, не то что с ласковым словом или легким поцелуем в щечку. Петер не отходил от чертежной доски, хотя я и пыталась познакомить его с компьютерной программой по трехмерному моделированию. Нет же, барон предпочитал на пальцах объяснять строителям, что им следует делать и как — те работали сутками, и порой мы слышали их тяжелые шаги по первому этажу, уже лежа в теплой постели на втором. Хотя я редко вслушивалась в посторонние звуки, потому что обычно еле доволакивала до спальни ноги. Особенно после вечерних прогулок, которые очень полюбил барон. Мы гуляли с ним сначала по снегу, потом по грязи, и вот уже по свежей траве…

Я не думала, что возненавижу весну. Когда фруктовый сад засыпало розово-белым ковром, я с ужасом поняла, что некоторые плоды созревшими барон уже не увидит. Хотя видел он теперь намного лучше. До Парижа мы не доехали, но к глазному врачу я его отвезла, и мы заказывали уже не первую пару очков, потому что я с завидным постоянством садилась на них.

— Почему тебе всегда надо занять мое кресло, мой стул, даже мой стол!

Петер возмущался наигранно-зло, потому что ему безумно нравилось находить меня всегда рядом. Хотя рядом постоянно был и Ондржей. Я выдыхала лишь в его отлучки. Теперь довольно частые из-за подбора персонала. Мелкую обслугу решили нанять из местных, а вот актеров искали профессиональных. Без суеверий относительно гробов и прочей нечисти. Строители уже заложили фундаменты для их временного жилья.

Перед одной такое поездкой я передала пану директору сложенный вчетверо листок.

— Надеюсь, записка не любовная? — улыбнулся тот одними губами.

— Почти, — ответила я достаточно серьезно.

— Что это? — спросил Ондржей, пробежав глазами текст. — Вы заделались в свахи?

— Наведите справки. Вдруг вам удастся отыскать эту Клариссу. Карличеку тоже нужна семья. Он же человек. Вдруг эта маленькая, теперь уже взрослая, женщина помнит такого же маленького мальчика.

И Ондржей нашел первую и единственную любовь карлика. Какая же это была встреча! Я не могла смотреть на этих двоих без слез. В моих слезах смешалась радость за них и тоска по себе. Барон последние дни ходил хмурым и даже желал «доброй ночи», уже повернувшись ко мне спиной. Я смотрела в темноту, которая заполнила даже мои сны, и смахивала беззвучную слезу.

С середины июля установилась жаркая погода. От строительных запахов становилось совсем дурно. Даже не хотелось ничего брать с кухни, уже чуть обновленной, в которой теперь хозяйничали двое поварят. Столовой больше не существовало. С каждым днем особняк терял свой прежний вид. Возможно, это и раздражало барона Сметану, а не приближение августа, которое тревожило меня.

— Вера, может, тебе вернуться ненадолго в родной город, пока из дома не выветрится вся эта дрянь?

Какая дрянь? Если даже пан Драксний стойко выносил запах, то мне сам бог велел ничего не замечать. Старик продолжал сидеть в своем кресле. Гостиную не трогали. Ее единственную мы решили оставить в первозданном виде. И не только ради дракона, но и ради духа родного гнезда для последнего барона Сметаны.

— Я уеду, — заявила я твердо. — Но только в середине августа.

Да, я так решила. Я не смогу часами смотреть на умирающего. Это я знала точно. Однажды, когда я случайно обнаружила спрятанную бароном коробку, Петер нашел меня в обнимку с марионеткой, по уши в слезах.

— Вера, как ты можешь?!

Он вырвал из моих дрожащих рук куклу и прижал меня к груди, такую вот всю трясущуюся от невыплаканных пока страхов.

— Обещай не делать этого больше. Никогда. Особенно в сентябре. Пожалуйста…

Он гладил меня по вздрагивающей спине, и я не отстранялась, а наоборот прижималась к нему все сильнее и сильнее.

— Что мне сделать со всеми этими куклами? Что? — стонала я в его мокрую жилетку.

— Если сумеешь, спрячь меня в сундук и не позволяй дракону его сжигать.

— Покажите тогда мне тайник! — я взглянула в глаза мужа через пелену слез. — Ведь мы не тронули его с перепланировкой?

— Я покажу, покажу…

К началу июля наверху нетронутой оставалась лишь наша спальня. А в середине месяца как-то за обедом Ондржей протянул барону связку ключей.

— Я все приготовил. Даже пану Дракснию будет там хорошо.

— Я никуда отсюда не пойду! — тут же взвился дракон.

Драконом он оставался лишь для нас. Даже жена Карличека не знала про драконью природу старика. За столом все мы вели себя довольно скрытно. А многочисленные строители сторонились как его, так и барона из-за внешнего вида обоих.

У нас теперь был небольшой домик. Один на двоих. С электричеством и всеми делами. Добираться до него от особняка пять минут на машине, но мы с бароном ходили эти несколько километров пешком. Два раза в день. Натренировав ноги во время прогулок по снегу, сейчас мы, словно дети, легко скакали по грунтовой дорожке. Нет, бывало, мы шли тихо, растягивая каждый шаг. Это было время нашей близости. Рука в руке, шаг в шаг. Плечи соприкасаются почти при каждом шаге, и только глаза не встречаются. В них печаль от скорой разлуки.

— Привыкай к новому дому, — не уставал вбивать мне в сердце осиновые колья барон.