Книга Дневник посла Додда - Уильям Додд

Пятница, 6 марта. Повсюду поговаривают о том, что Гитлер созовет заседание рейхстага на 13 марта, то есть на другой день после предполагаемого объявления о ратификации Францией соглашения с Россией2. Предполагается, что Гитлер обнародует какой-нибудь воинственный ответ. Что бы там ни готовилось, в Берлине царит большая тревога; полагают, что происходят непрерывные совещания между диктатором и его приспешниками.

В половине шестого ко мне пришел мистер Джи, посланник Южно-Африканского Союза. Он поделился со мной новостями, которые узнал на этой неделе во время заседания комиссии Лиги наций. Он сказал, что английский министр иностранных дел Иден настаивал на применении нефтяных санкций против Италии, но его французский коллега Фланден выступил против санкций почти с той же непреклонностью, что и Лаваль в декабре прошлого года. Иден был удивлен и рассержен. Французы считают, что они все еще связаны подписанным ими в январе 1935 года пактом, гарантирующим Италии захват Эфиопии. Это было повторением ошибки, допущенной в декабре 1935 года: еще одна капитуляция перед Муссолини, который держит наготове 6 тысяч самолетов для нападения на британский флот в Средиземном море.

Мистер Джи с большой горечью говорил о поражении Идена и о том, что Англия стоит перед угрозой потерять свои позиции в Египте. Хотя все эти державы совершали вещи, аналогичные захвату Италией несчастной Эфиопии, мне кажется, что Лига наций могла бы найти путь к прекращению подобных акций. Германия наблюдает и прикидывает, когда наступит ее час начать покорение слабых народов.

Когда я доверительно сообщил Джи, что Германия рассматривает вопрос о возвращении в Лигу при условии возврата ей колоний, которыми она владела до 1914 года, он сказал:

– Я обсуждал этот вопрос с Иденом, и он заявил, что Англия согласится на предоставление Германии колоний только по мандату, чтобы не допустить вооружения туземцев, как это сделала Франция в Марокко.

Он немного также говорил о напряженной обстановке в Берлине, но ни он, ни я не представляем себе, что произойдет, когда соберется рейхстаг.

Суббота, 7 марта. Когда я в половине десятого явился в посольство, советник Мейер доложил мне, что ему надо немедленно отправиться в министерство иностранных дел для получения информации, о которой мы просили Дикгофа. Уже стало известно, что Гитлер выступит в рейхстаге сегодня в полдень. Вернувшись в одиннадцать часов, Мейер привез краткое изложение предложений Гитлера: он намерен послать тысяч тридцать солдат в демилитаризованную Рейнскую зону; предлагает заключить соглашение с Францией и Бельгией о демилитаризации обоих берегов Рейна, а также немецкой территории вдоль голландской границы; он намерен расторгнуть Локарнский договор между Германией, Францией, Италией и Англией, поскольку Франция заключает пакт с Россией; он готов вернуться в Лигу наций и договориться с западными державами об ограничении авиационных вооружений; он потребует возврата германских колоний.

Дикгоф надеялся, что мы предоставим этот документ американским корреспондентам в Берлине, чтобы они могли немедленно передать в Соединенные Штаты сведения о действиях и заявлениях Гитлера в рейхстаге. Мы оповестили газетные агентства и дали им информацию, которая тут же была передана через Атлантику.

Мы с Мейером отправились в театр Кролля, расположенный по соседству со старым зданием рейхстага, послушать, что будет сказано. Зал был переполнен. В партере сидели члены рейхстага, люди, назначаемые Гитлером и оплачиваемые правительством так, будто они и впрямь являются законодателями. Все они были в нацистской форме. Их собрали в экстренном порядке, и в их обязанность входило единогласно одобрить все, что бы ни предложил Гитлер. Все это, конечно, было смехотворно, но собравшиеся не проявили никаких признаков чувства юмора.

Почти все места, отведенные дипломатам, были заняты, хотя послы Франции, Англии, России и Польши отсутствовали. Француз и англичанин несомненно были заблаговременно оповещены о предполагаемых событиях, и отсутствовали они намеренно. Я сидел рядом с турком, а по другую его сторону сидел итальянец.

Когда Гитлер встал, чтобы произнести речь, раздались бурные аплодисменты, но дипломаты, как это здесь обычно бывает, не приветствовали его. Фрау фон Нейрат сидела рядом с итальянцем и аплодировала, хотя, я знаю, что делала она это неискренне. Позади Гитлера с очень важным видом сидел Геринг. Справа сидел Ламмерс, один из главных секретарей Гитлера; слева сидел Франк, глава нацистской ассоциации адвокатов. Правее сидели члены кабинета: Нейрат, Гюртнер, министр юстиции, и Геббельс, который читал копию речи Гитлера. Сзади Нейрата сидел Шахт, а справа от него – остальные члены кабинета. Сотни репортеров расположились на балконе. Все было задумано как великое событие. Гитлер обратился по радио ко всей Германии и ко всему миру.

Речь его продолжалась полтора часа. В ней были изложены те положения, которые нам уже были сообщены; он пространно говорил о пороках франко-русского пакта, затем о том, что немецкая культура значительно шагнула вперед по сравнению с 1933 годом.

Мне показалось крайне непоследовательным говорить о «Четырнадцати пунктах» Вильсона и о всеобщем мире, а затем в течение пятнадцати минут поносить франко-русский пакт мира, единственная цель которого – оборона против агрессии. Такие же выпады делались и по адресу Чехословакии. Между тем всякому ясно, что эта маленькая страна, которая насчитывает всего 14 миллионов населения, никогда не нападет на Германию. Абсурдно выглядело неумное восхваление нацистской культуры, хотя, возможно, Гитлер все еще достаточно фанатичен, чтобы считать нацизм культурой. Остальные положения обращения были тонко рассчитаны на ослабление связей между Англией и Францией. Мне казалось, что Германия и Италия действуют совместно. Если это так, то это доставит Франции неприятности.

Без двадцати два я покинул зал. Гитлер вышел из здания, сопровождаемый сотнями вооруженных солдат. Он никогда не появляется без солидной охраны. Когда я вышел из зала, ко мне подошел голландский посланник и с большим возмущением сказал:

– Русский и чехословацкий представители, возможно, подадут в отставку, а французский посол, кажется, выедет сегодня вечером в Париж.

Я не думал, что это может произойти, но согласился, что нападки, о которых он говорил, носили, несомненно, воинственный характер.

Мистер Мейер, плохо понимающий по-немецки, был в восторге. Ему никогда не приходилось наблюдать такой энтузиазм, и, по его мнению, Гитлер – замечательный оратор. Я высказал некоторые сомнения, но согласился, что речь была умно составлена и что вновь сложилась выгодная обстановка для общегосударственных выборов. Реоккупация Рейнской области и унижение Франции должны обеспечить гитлеровским кандидатам подавляющее большинство голосов в новом рейхстаге. Поскольку Гитлер назначает по одному кандидату на каждый округ и не разрешает выдвигать других кандидатов, у избирателей нет выбора. Правда, они могут опустить зачеркнутые бюллетени или не голосовать вообще, но это грозит им арестом.

Уже давно время завтракать. Остаток дня я провел в посольстве, куда поступали сведения о реакции в Париже и Лондоне, охваченных тревогой. Кризис сменяется кризисом – таков порядок, заведенный здесь со времени моего прибытия в Берлин в июле 1933 года.