Книга Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере - Людмила Новикова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Блуждавший среди льдов «Минин» еще не успел доплыть до Мурманска, как радиотелеграф донес сообщение о восстании в городе и на фронте. Белая борьба на Севере была завершена. Чтобы не привлекать к себе внимания, ледокол при потушенных огнях проследовал мимо ночного Мурманска и 24 февраля вошел в норвежский порт Варде. Большинству эвакуированных из Северной области гражданских лиц и офицеров предстояло провести несколько месяцев в беженских лагерях в Норвегии и Финляндии. Затем они разъехались по странам Европы[935]. Сам генерал Миллер летом 1920 г. перебрался в Париж, где продолжил карьеру в военных организациях русского зарубежья. Находясь на посту председателя Русского общевоинского союза (РОВС), он был в 1937 г. похищен в Париже советскими спецслужбами и после почти двух лет заключения во внутренней тюрьме на Лубянке расстрелян в мае 1939 г.[936] Вывезший на своем борту многих беженцев ледокол «Козьма Минин» был взят вначале под британский контроль, а впоследствии приобретен французским флотом и, уже перестроенный в миноносец, был затоплен в Бизерте в мае 1943 г.[937]
Внезапное исчезновение Северного фронта не положило конца насилию в Архангельской губернии. Не доверяя населению, почти полтора года поддерживавшему белую власть, большевистское руководство широко прибегало к принуждению, террору и репрессиям против бывших сотрудников белого правительства, представителей местной общественности, ополченцев, солдат и жителей Севера. Архангельская губерния в начале 1920-х гг. находилась под фактической оккупацией Красной армии, по краю волнами прокатывались аресты и расстрелы. Здесь действовали лагеря для пленных белых солдат и офицеров, позже преобразованные в исправительные лагеря системы ГУЛАГа. Большевистская политика на Севере в начале 1920-х гг. не ограничивалась террором, и новая власть также должна была вырабатывать способы взаимодействия с населением губернии. Тем не менее именно террор стал важнейшим инструментом советизации края, послужив кровавым предвестником сталинского террора 1930-х гг.
Падение Северной области застало врасплох командование красного Архангельского фронта. Получив известие об эвакуации белого правительства, красноармейцы выжидали еще двое суток, опасаясь засады, и лишь 21 февраля вступили в город. До Мурманска большевистские войска дошли и вовсе спустя полмесяца, 13 марта 1920 г. В красный плен, по некоторым данным, в Северной области попало до 4 тыс. белых солдат и офицеров[938]. Смена власти сопровождалась резким ростом насилия. Большевизированные солдаты в первые дни после падения белого фронта жестоко расправлялись с пленниками, особенно с партизанами и офицерами. Жажда мести была настолько велика, что они порой по жеребьевке решали, кто будет убивать[939].
Архангельская губернская тюрьма, едва успев выпустить из своих недр пленников белого режима, уже 22 февраля 1920 г. начала принимать новых арестантов. Это были преимущественно белые офицеры, члены национального ополчения, чины администрации, земские лидеры и руководители кооперативов. К середине июня в тюремной книге было зарегистрировано больше 2600 человек. Арестованные не помещались в губернскую тюрьму, поэтому как места заключения стали использоваться здания семинарии и окружного суда, заводские клубы и помещения профсоюзов[940]. В Архангельске печально известные Мхи, где раньше происходили расстрелы большевиков, превратились в место массовых расправ над белыми арестантами по решению революционных трибуналов и ЧК. Жители городских окраин привыкли к звукам стрельбы в лесу, а ходившие летом в лес по ягоды дети с ужасом бежали от групп заключенных, которых водили на расстрел[941]. Сумевшие позже пробраться за границу белые офицеры сообщали, что летом 1920 г. в Архангельске расстреливали по 60–70 человек в день[942].