Книга Генералов похищали в Париже. Русское военное Зарубежье и советские спецслужбы в 30-е годы XX века - Владислав Голдин

О докладе капитана Федосеенко генералу Миллеру, хотя тот обещал никому не говорить, узнал генерал Скоблин, его командир по объединению Корниловского полка. 2 июля он пригласил Федосеенко в Галлиполийское Собрание и, сказав, что знает о состоявшейся встрече, пожурил его за обращение к генералу Миллеру. Скоблин добавил, что «Миллер всего боится». Он предложил не порывать связи с большевиками, а наоборот, — продолжать, чтобы получить больше ценных сведений. При этом якобы генерал Скоблин добавил, что он сам в этих целях находится в связи с большевиками. Он предложил однополчанину сноситься с ним по разным вопросам. Это еще более укрепило подозрения Федосеенко в отношении Скоблина. Затем состоялась их новая встреча в кафе без свидетелей. Скоблин обещал Федосеенко устроить встречу с начальником I отдела РОВСа генералом Шатиловым.

В конце концов Федосеенко решил последовать совету Скоблина, но через несколько дней получил по почте приказ от 10 июля о своем исключении из Корниловского объединения. В свою очередь, «Георгий Георгиевич», встретившись с ним в Берлине через шесть дней после свидания со Скоблиным, отказал ему в дальнейшем сотрудничестве. Затем он получил конвертом последнее жалованье — 60 долларов за июнь месяц.

Федосеенко счел себя глубоко обиженным и решил вывести Скоблина на чистую воду. Он обратился к генералу Говорову — председателю Союза Первопоходников с рапортом о назначении расследования, но тот ничего не сделал, а его дело было направлено в Югославию генералу Казановичу. Тот принял решение «исключить Федосеенко из Союза Первопоходников и отобрать значок». Это автоматически вело и к исключению из Русского Обще-Воинского Союза.

Советская разведка в тот период внимательно следила за развитием всей этой истории, грозившей провалом Скоблина. Эта тема являлась предметом активного диалога посредством обмена телеграммами между Парижем и Центром. Проводилась проверка вербовки берлинским аппаратом ИНО Федосеенко и рассматривался вариант его компрометации. Анализировалась и ситуация с Магденко, который был арестован в это время немецкой полицией по обвинению в шпионаже в пользу СССР. В Париж, в частности, сообщалось из Москвы, что Магденко Скоблина знать не может и на допросах держится хорошо, ничего не выдав. Рассматривался и вариант перерыва в сложившейся ситуации связи со Скоблиным месяца на два, обеспечив его при этом деньгами. В конечном итоге в Москве сочли инцидент исчерпанным, хотя в Париже, у разведчиков, работавших со Скоблиным, обеспокоенность этой историей оставалась.

Но прошло два с половиной года, и капитан Федосеенко вновь начал борьбу за свою реабилитацию. Он также обвинял генерала Скоблина в двойной игре. Капитан обращался к различным общественным группам. В итоге при посредстве старшего лейтенанта А.Н. Павлова дело было доложено 2 февраля 1935 года начальнику I отдела РОВСа генералу Эрдели, и состоялась встреча Федосеенко с ним. Капитан просил расследовать обстоятельства его исключения из Корниловского полка, а также деятельность генерала Скоблина, и утверждал, что стал жертвой двойной игры. Он передал Эрдели свой рапорт объемом 30 страниц мелкопечатного текста и 7 приложений. Тот поручил корнету К.А. Половцову провести предварительное расследование.

6 февраля последний представил свой рапорт генералу Эрдели о проведенном предварительном расследовании. В нем исследовалась связь Федосеенко с советской разведкой в Берлине. Половцов утверждал, что Георгий Иванович Иванов — начальник советской военной разведки за границей, и настоящая его фамилия — Порт. По крайней мере, под этой фамилией он, будучи прапорщиком, был якобы послан в 1917 году в лейб-гвардии Павловский полк для его разложения и стал председателем его совета (полкового комитета). Под этой фамилией, утверждалось в рапорте Половцова, он окончил академию Генштаба в СССР. Федосеенко и Магденко характеризовались в рапорте как «люди без твердых устоев».

Состоялась встреча и беседа Половцова с генералом Миллером, который утверждал, что ничего не говорил Скоблину о разговоре с Федосеенко. Найти агентурным путем подтверждение по Скоблину не оказалось возможным, но возникло подозрение о финансовом состоянии его семьи. В конце 1928 года они нуждались и не могли улучшить положения за счет концертов Плевицкой. «Установить точно, что чета Скоблиных не живет на те средства, на которые принято считать они живут, не трудно, — говорилось в рапорте Половцова. — Гораздо сложнее будет установить, на какие средства они живут». В заключение своего рапорта его автор указал, что назначение следственной комиссии явится также единственно приемлемым выходом для самого Скоблина. Но корнет не получил от генерала Миллера разрешения на допрос генерала Скоблина. Полный текст рапорта корнета Половцова публикуется в приложениях настоящей книги.

Забегая вперед, заметим, что сам К.А. Половцов за сотрудничество с немецкими оккупантами во Франции в годы Второй мировой войны был осенью 1945 года привлечен к суду и приговорен к 10 годам каторжных работ.

Между тем опубликованное в «Возрождении» сообщение «Али-Бабы» и обвинения Федосеенко в адрес Скоблина вызвали широкое обсуждение с участием самых разных сторон. 31 января 1935 года указанная газета опубликовала «Письмо корниловцев», подписанное начальником группы корниловцев во Франции и Париже полковником Трошиным и полковым адъютантом штабс-капитаном Григулем. В нем говорилось о том, что некоторое время назад некий полковник X., бывший первопоходник, принятый в свое время в одну из организаций корниловцев, стал распускать слухи о том, что генерал Х.Х. — большевистский агент. И эти слухи стали быстро распространяться среди военных организаций Парижа и дошли до газеты «Возрождение». Так как всем участникам развернувшегося обсуждения было понятно, кто скрывается под псевдонимом «генерал Х.Х.», то в указанном письме подчеркивалось: «Мы, корниловцы, слишком хорошо знаем служебную, общественную и личную жизнь нашего возглавителя, чтобы у кого-либо возникла хоть небольшая тень сомнения в безукоризненной преданности его делу».

Авторы письма упоминали об исключении X. из числа корниловцев и утверждали, что его выступление является местью генералу XX. (т.е. Скоблину). Они именовали это работой большевиков по разложению РОВСа. «Мы, корниловцы, все как один встанем на защиту доброго имени того, кто в течение всего боевого периода Гражданской войны вел нас для выполнения нашего долга, — указывалось в этом опубликованном письме. — Мы умеем повиноваться, но умеем и защитить нашего начальника». «Пусть все знают, что XX. генерал не один, он — это все корниловцы, подчеркивалось в конце письма. — Мы также горячо возражаем против всякого расследования, какое рекомендует Али-Баба в отношении генерала XX. Наш начальник — вне подозрений. Самый факт расследования оскорбителен для всех нас, корниловцев, тем более, что оно было бы выполнено по клеветническому выступлению большевистского агента».

В примечании редакции к этому опубликованному письму корниловцев указывалось, что автор «Откликов» предлагал провести расследование о личности, деятельности и выпадах полковника или есаула X., который распространял свою клевету. «Надо полагать, что этому надо положить предел», — говорилось в примечаниях редакции. Таким образом, генерал Скоблин в некоторой степени уже выводился из-под удара, хотя руководство газеты «Возрождение» и считало по-прежнему целесообразным проведение расследования.