Книга Керенский - Владимир Федюк

Очевидно, что позиция Зиновьева и Каменева была вызвана памятью об июльских днях. Подобной позиции придерживались и некоторые другие большевистские руководители, особенно в Москве и провинции. Но на заседании 10 октября большинство присутствующих поддержало Ленина. В подготовленной по итогам дискуссии резолюции говорилось, что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело. Таким образом, принципиальное решение было принято. Однако это не означало, что все споры и колебания ушли в прошлое. К тому же техническая подготовка восстания тоже требовала немало времени и сил.

Центром такой подготовки стал Петроградский совет. Мы уже писали о том, что в начале сентября руководство им перешло в руки большевиков. В том же месяце на пост председателя Совета был избран Троцкий. 12 октября на заседании Исполкома Петросовета было принято решение об образовании Военно-революционного комитета (ВРК). Формально его задачей было организовать оборону столицы на случай наступления немцев. Фактически же ВРК стал штабом готовящегося восстания.

Нельзя сказать, что подготовка большевистского выступления проходила слаженно и организованно. Сама обстановка прогрессировавшей анархии делала невозможным существование каких-либо далекоидущих планов. Соотношение сил сторонников и противников Ленина оставалось неясным вплоть до самого последнего момента. Вечером 15 октября в помещении Лесновско-Удельнинской районной управы на окраине Петрограда собралось расширенное заседание большевистского ЦК. Место встречи было выбрано потому, что председателем управы был большевик М. И. Калинин. В маленькой комнате собралось 25 человек — члены ЦК и представители заводов и гарнизонных частей. В помещении было холодно — печку не топили из соображений конспирации, а за ближайшим забором исходила лаем почувствовавшая чужих соседская собака.

Заседание началось с выступления Ленина, который продолжал горячо отстаивать необходимость вооруженного восстания. Его убежденность заразила многих. Однако Зиновьев и Каменев вновь высказали свои сомнения. Зиновьев утверждал, что, несмотря на принятую 10 октября резолюцию, реальная подготовка восстания не сдвинулась с места. Рабочие и солдаты проявляют осторожность и не готовы поддержать большевистскую партию.

На усмотрение собравшихся было вынесено две резолюции — предложение Ленина, отдававшее ЦК полномочия определить конкретный срок выступления, и Зиновьева, объявлявшее недопустимым какие-то конкретные шаги до созыва съезда Советов. Здесь надо сказать, что решение о созыве II Всероссийского съезда Советов было принято ВЦИКом еще в начале сентября. Открытие съезда намечалось на 20 октября 1917 года, и по многим признакам можно было судить о том, что большевики будут иметь на нем преобладающее влияние.

Обе резолюции были поставлены на голосование. За предложение Ленина высказалось 19 человек, против голосовали двое, четверо воздержались. За резолюцию Зиновьева было подано шесть голосов, 15 проголосовали против, трое воздержались. В итоге курс на вооруженное восстание получил новое подтверждение. Тем не менее тот факт, что треть собравшихся высказалась против выступления, свидетельствовал о том, что в рядах самой большевистской партии единодушия по этому вопросу не было. Впрочем, ситуация в эти дни менялась так быстро, что всё могло в одночасье повернуться на 180 градусов.

УПУЩЕННЫЕ ШАНСЫ

Было бы неверно полагать, что Временное правительство не знало о готовящемся восстании. Уже 14 октября "Газета-Копейка" поместила сообщение о том, что по городу ходят слухи о предстоящем выступлении большевиков, приуроченном к съезду Советов. Днем раньше этот вопрос поднял в своем выступлении с трибуны Временного Совета республики Керенский. В ответ на упреки в бездействии он сказал, что "Временное правительство в курсе всех предположений и полагает, что никаких оснований для паники не должно быть. Всякая попытка противопоставить воле большинства и Временного правительства насилие меньшинства встретит достаточное противодействие".

Еще совсем недавно Керенский любил повторять о своей готовности умереть за свободу. Публика привыкла воспринимать это исключительно как ораторский прием. Сейчас же в словах Керенского прозвучала искренняя тоска: "Я человек обреченный, мне уже безразлично, и смею сказать: это совершенно невероятная провокация, которая сейчас творится в городе большевиками… Нет сейчас более опасного врага революции, демократии и всех завоеваний свободы, чем те, которые под видом демократических лозунгов, под видом углубления революции… развращают и, кажется, развратили уже массы до того, что они перестали отличать борьбу с властью от погромов…"[388]

Кажется, Керенский действительно понял, что для него все кончено. По какому бы сценарию ни развивались в дальнейшем события — будь то приход к власти большевиков или реванш сторонников Корнилова — места Керенскому бы не нашлось. От былой его энергии не осталось ничего. Керенский тяготился Петроградом именно потому, что присутствие в столице требовало от него каких-то конкретных шагов, а у него не осталось на это ни сил, ни возможностей.

Поведение премьера фактически парализовало работу всего правительства. Керенский приложил немало усилий для того, чтобы завязать всю власть на себя. Теперь эта модель проявила свои отрицательные стороны — глава кабинета пребывал в бездействии, а остальные министры не решались взять инициативу на себя. С большим трудом Коновалову удалось добиться того, чтобы правительство выслушало начальника штаба Петроградского военного округа генерала Я. Г. Баг-ратуни. Его выступление на заседании 14 октября произвело на присутствующих самое гнетущее впечатление. Петроградский гарнизон ненадежен и скорее сочувствует большевикам, никаких мер по пресечению готовящегося восстания не предпринимается, в настоящий момент правительство не способно защитить себя.

Услышанное должно было заставить Керенского немедленно включиться в работу, но он в тот же вечер покинул столицу и отбыл в Ставку. Вернулся Керенский только 17 октября и тут же объявил о своем намерении в ближайшие дни выехать на Волгу — в Саратов и Самару — для "ознакомления с настроением народа". Взбешенный Коновалов потребовал отложить эти планы, и Керенский согласился, хотя с видимой неохотой.

В тот же вечер, 17 октября, состоялось заседание Временного правительства, на котором впервые специально был поставлен вопрос о предполагаемом выступлении большевиков. Министры были единодушны в том, что угроза вооруженного мятежа является реальной. Однако правительство явно недооценивало степень организованности противника. Предполагалось, что восстание, как и в июле, будет носить характер стихийного движения, главными участниками которого станут солдаты. В этой связи некоторыми из присутствующих предлагалось даже искусственно спровоцировать выступление, с тем чтобы подавить его в зародыше.

Министр юстиции Малянтович говорил: "Я боюсь перехитрить. Когда будет голод, будет поздно. Поэтому проверить свои силы, принять меры, вызвать выступление и его подавить!" Его поддержал министр иностранных дел Терещенко: "Надо идти на верную победу, и можно даже вызвать их (прямые действия со стороны большевиков. — В. Ф.)". Сторонникам активных мер возражал военный министр генерал Вер-ховский. Он заявил, что в распоряжении правительства нет сил для превентивных действий. Поведение большевиков — результат усиления их влияния в Советах. Бороться с большевизмом можно, только решившись разогнать Советы, а этого Временное правительство сделать не сможет. Верховский откровенно признался, что он не верит в успех, и попросил принять его прошение об отставке.