Книга Описание земли Камчатки - Степан Крашенинников

Несносная обида хозяину, когда гость с женою его не пребудет: ибо в таком случае может он убит быть, как гнушающийся приязнью хозяина, что с нашими анадырскими казаками, которые оных обрядов их не знали, случалось, как сказывают, неоднократно.

Чего ради и женщины их, по своему обыкновению, щеголять стараются: белятся и румянятся, носят хорошее платье, а чукотские, сверх того, расшивают узорами не токмо лица, но лядвеи и руки[420]; ибо они дома сидят нагие, хотя бы при том случились и сторонние люди.

Все вообще прегрубые, сердитые, несклонные, злопамятные и немилосердные люди. А оленные притом горды и хвастливы, так что они никому в том не верят, что есть в свете благополучнейшее житие человеческого состояния, и почитают таких за сущих лжецов и обманщиков, что случалось часто с нашими купцами в проезде из Якутска на Камчатку чрез Анадырск, которым они вместо улики делали язвительные возражения.

Если бы, говорили коряки, жить у вас было лучше нашего, то вы бы так далеко к нам не ездили, как нам нет нужды к вам ездить, для того что у нас всего довольно; а то-де можно видеть, что вы приезжаете к нам для одной жирной оленины, которой-де вам во всю жизнь вашу нигде инде и видать не случается.

Немалый повод к спеси дается им и от коряков сидячих, которые их боятся и почитают, [как и россиян опасаются,] так что, хотя бы пастух к ним приехал, все выбегают вон из юрты, встречают, довольствуют, провожают и сносят всякую обиду, какую бы ни показал коряк.

Не слыхал я таких примеров, чтоб сидячие убили когда оленного коряка, чего ради ясачные наши сборщики к олюторам никогда без них, как без надежной обороны, не ездят; в противном же случае нередко от несовершенно покоренных бывают убиваемы; и сие тем наипаче удивительно, что сидячие коряки гораздо сильнее оленных и отважнее.

Но сего почтения к опасности кажутся мне две причины: 1) застарелый обычай почитать и служить богатым, который они, может быть, имели, будучи сами оленными, так как и ныне убогие оленные коряки; 2) что они, получая от оленных коряков все свое одеяние, раздражить их опасаются, чтоб не претерпеть холода.

Оленные кормяки всех их называют своими холопами, а особливо олюторов: ибо олюторы – испорченное имя из корякского алютоклаул, что значит «холоп». Да и сами сидячие коряки почти от того не отрекаются.

Одни чукчи их не почитают, но вместо того столь им ужасны, что двадцати человекам чукчам пятьдесят оленных коряков противиться не отважатся, и ежели бы не было им защищения из Анадырска, то чукчи бы разорили их до основания и из господ всех бы претворили в холопов, лишив табунов их, принудив жить в земляных юртах и питаться кореньем и рыбою, по примеру сидячих коряков, как то в 1738 и 1739 годах учинили они с катырскими и апукинскими коряками.

Впрочем, как всякий народ имеет пред другим в чем-нибудь преимущество, так и у коряков сии особливые от камчадалов добродетели, что они правдивы и трудолюбивы, знают стыд и от блудодеяния удаляются, хотя, может быть, и поневоле. Сколько родов оленных коряков и сколько числом их, о том на Камчатке неведомо, потому что они подсудны Анадырскому острогу; однако думать можно, что сей народ, купно с сидячими, многочисленнее камчадалов.

Живут по таким местам, где моху довольно, которым питаются олени их, невзирая на то что водою и лесом скудно, а наипаче в зимнее время: ибо они снег тогда вместо воды употребляют, а варят мохом или сырым сланцем, которого везде довольно. Я могу сказать, что зимнее их житье в сравнении с камчатским гнусно и беспокойно.

В юртах, с которыми они часто кочуют, от сырых дров и оттого, что земля от огня тает, до самого пола такой дым, что человека на другой стороне не можно видеть, а притом столь едкий, что непривычный глаза потеряет в один день. Я не мог пробыть у них ни пяти часов; и хотя между тем от дыма часто выходил вон из юрты, однако без глазной болезни не обошелся.

Юрты у них подобны юртам других кочевных народов, каковы, например, калмыцкие, токмо гораздо меньше. Зимою покрывают их оленьими новыми кожами для тепла; а летом старыми ровдугами[421], которые юртовые крышки чумами называются.

Внутри юрт их нет никаких полов, ни перегородок, токмо посредине четыре колышка с поперечинами вколочены, между которыми огнище[422]. К колышкам обыкновенно привязываются собаки, которые во время стряпанья и из котлов мясо таскают, и с лотков, когда оное вынимается, несмотря на то что хозяйки бьют их половником и отнимают.

Причем сие можно утвердить за истину, что крайний голод человеку надобен, чтоб есть мясо их варения. Котел и лотки у них вместо мытья собаки лижут; бабы и собак бьют половником, и в котле мешают; мясо немытое в шерсти как в коже, а о чистоте стряпающих и упоминать нечего.

Копоть в чукотских зимних юртах не меньше чем в корякских, однако сии в том имеют преимущество, что весьма теплы. Делаются, наподобие камчатских, в земле, но несравненно больше: ибо живут в них по множеству народа. Каждая семья имеет особливый свой полог из оленьих кож, в которых пологах и сидят, и спят[423]. Во всяком пологе денно и нощно огонь горит в поставленной среди полога плошке.

Жгут жир различных морских зверей, а вместо светильни мох употребляют. И хотя для выхода копоти оставляется наверху продушина, однако такой же дым бывает, как в корякских юртах, но притом столь тепло, что в холодных оных и самых северных местах бабы сидят всегда нагие, как выше показано, прикрыв токмо срам свой пятою, красуясь узорами на теле, как бы богатым или покойным платьем.

Платье все носят из оленьих кож, в котором нет никакой отмены от камчатского, ибо и камчадалы от них же получают оленье платье, как уже выше объявлено.

Питаются оленьим мясом, которых у богатых коряков тысяч по десяти, по тридцати и больше, а у тойона Этеля Соплякова сына до 100 000 считают; однако при всем том они столь скупы, что оленя для себя убить жалеют, а довольствуются звероядиною и мертвечиною, чего в таком великом множестве случается с излишеством.

Расхожим гостям не стыдятся они говорить, что у них потчивать нечем, для того что, по их несчастию, олени у них не падут и от волков не давятся. Для других убивают оленей, и в то только время сами досыта наедаются. Впрочем, они не доят своих оленей, и молоком пользоваться не знают.