Книга Право учить. Работа над ошибками - Вероника Иванова

— Я всегда подозревал в тебе эту порочную страсть, — сожалеющим, почти скорбным тоном сообщил кузен.

— И чем же она порочна?

Переспрашиваю и только потом понимаю: сначала следовало бы уточнить, что подразумевается под словом «страсть».

— Своим наличием.

Разочарованно приподнимаюсь на локтях, выглядывая из-за кошачьей спины:

— Почему?

Ксаррон, вернувшийся к уютному чёрному цвету в одежде, сидит на спинке кресла. Да, именно таким образом, чем вызывает весомые подозрения в применении магических средств для поддержания равновесия, поскольку невозможно положить ногу на ногу, скрестить руки на груди и чувствовать себя уверенно с одной лишь точкой опоры, хотя и обширной. Пятой точкой.

— Потому что несколько затруднительно животному и... Хотя она миленькая.

Ирм угрожающе мявкнула, чем вызвала у кузена широкую улыбку:

— Ещё и с норовом? Совсем замечательно! Где же ты её раздобыл? Не припомню, чтобы в Домах появлялись кошки с таким окрасом...

— Не узнаёшь?

Ксо сузил глаза:

— А должен?

Равнодушно зеваю:

— Как хочешь.

Не успеваю завершить новый вдох, как кузен уже оказывается на кровати, совсем рядом, причём Ирм удивлена не меньше меня, потому что перемещение происходит даже не мгновенно, а много быстрее.

Ксаррон, не давая выдохнуть, сдавливает моё горло, прижимая голову к подушке:

— Ты что наделал?!

— Я?

— Это ведь та девочка, верно? Та affie[11]?

— Угадал.

Он потрясённо отшатывается:

— Ты не должен был!

— Она всё сделал сама, поверь, нужно было всего лишь заставить Узлы сдвинуться с места.

— Всего лишь...

Ксо недоверчиво косится на большую кошку, а та, осознав, что угрозы от пришельца не возникнет, тянется к лицу кузена, шумно втягивает влажным носом воздух и довольно подставляет подбородок ласке пальцев. Причём отнюдь не моих.

Минуту спустя следует странное признание:

— Я начинаю бояться тебя, Джер.

— Только теперь?

Попытка пошутить проваливается. Ксаррон мрачнеет ещё больше, впрочем, не переставая почёсывать кошку за ухом.

— Ты понимаешь, что произошло?

— Ничего необычного. Она могла обернуться. Ведь так? У неё было всё для этого, кроме...

— Помощи.

— Ну да. И в чём трудность?

Длинный, протяжный вздох:

— Ты слишком быстро усвоил главное.

— Сначала меня ругали за тупость, теперь осуждают за быстроту соображения! Выберите уж что-то одно, ладно?

— Я не осуждаю. Я тревожусь.

— Есть разница?

Ксаррон ласково, но твёрдо отпихнул кошку в сторону:

— Есть. Если помнишь, я говорил: всё вокруг тебя состоит из плоти драконов.

— Я помню. И не забуду никогда.

— Так вот, Джер, нам нет выгоды вмешиваться в то, что не является нашим продолжением. Пробовали, и не раз, но успеха не добились. В изменении себя самих мы не знаем границ, но существа вне Гобелена также наделены способностью меняться. По своей воле, и всё же для них правила существуют тоже. Строгие правила. Считалось, что никто, кроме богов, не может действовать совершенно свободно... А что сейчас вижу я?

— Божий промысел?

Снова шучу и снова неудачно: изумрудные глаза сурово темнеют.

— Я вижу воплощение желания. Безумного, неосуществимого, нелепого, опасного и вместе с тем ставшего реальностью. Драконы владеют плотью мира, боги управляют волей населяющих его существ. Ты же... смешал всё воедино.

— Ксо, это было совсем нетрудно!

Брови кузена придвинулись друг к другу ещё плотнее, разрезая лоб острой складкой морщинки:

— Вот именно. Нетрудно.

— Ксо...

— И об этом скоро узнают. Хоть понимаешь, какие неприятности тебе грозят?

— Честно говоря, не задумывался. А разве грозят?

Ксаррон плавным движением стёк с кровати и снова уселся на кресло, только теперь задействовал не спинку, а подлокотник.

— Кое-кто будет сильно недоволен.

— Можешь назвать имена?

— Сам узнаешь, если понадобится. Они не станут скрываться.

— Но в чём причина для недовольства?

— Ты так и не понял?

Честно признаюсь:

— Нет.

Кузен печально качает головой, но снисходит до объяснений:

— Как тебе удалось провести Обращение?

— Да я и не проводил... Просто объяснил, как надлежит действовать.

— Объяснил, как менять Кружева, как двигать Узлы, да? — Речь кузена прерывается коротким ехидным хмыканьем. — Не верю. Она не смогла бы понять. Значит, всё происходило несколько иначе. Как?

Не вижу повода лукавить:

— Я показал ей Изнанку.

Гнетуще-молчаливая пауза заканчивается скорбным вопросом:

— И ты считаешь свои действия простыми?

— Да. Потому что...

— Джер!

Окрик Ксаррона заставляет меня зябко вздрогнуть.

— Мало того, что мы не имеем права рассказывать кому-либо о существовании Изнанки, это ещё и совершенно бессмысленно, потому что мы не можем никого брать туда с собой. Понимаешь? Не можем. Самое глубокое Единение не позволяет создать настолько крепкую связь.

Пожалуй. Переплетающиеся друг с другом сознания образуют узор, подобный кружевам инея. Одно неосторожное движение, и все старания рассыплются мерцающими крупинками. Ирм в самом деле не могла шагнуть в глубины мироздания. Но тогда...

— Э... Я не уверен, что брал её именно с собой.

— Как же она смогла увидеть?

— Через меня. В моём взгляде... — На язык просится простое и ужасающе точное сравнение: — Как в зеркале.

Повисла тишина, нарушаемая только причмокиванием кошачьего языка, приводящего в порядок и без того прекрасную шерстяную шубку.

— Хочешь сказать, ты нырнул, отразил Изнанку в себе и вернулся, чтобы...

— Я не возвращался. Я всё время и оставался на Изнанке.

Ксаррон на долгую минуту закрыл глаза.

— Ясно. Не рассказывай об этом больше никому, договорились?