Книга Хроника одного полка. 1915 год - Евгений Анташкевич

– Это у вас что? – полюбопытствовал Клешня.

Курашвили посмотрел на денщика, ему совсем не хотелось разговаривать, и он покрутил сложенной пополам газетой.

– А, «агитация»! А на раскурку потом дадите? На распечку!

– Ну если только на распечку! – ответил Курашвили и подумал: «И даже не поинтересовался, что за газета, а сразу «агитация» да на «раскурку», в смысле на «распечку».

Газету хотел забрать, как он выразился – «изъять» у главного хирурга рижского госпиталя жандармский ротмистр Быховский, но Курашвили его опередил и сейчас посмеивался тому, что Быховский уже, наверное, начал «расследование». Газета привлекла внимание одной статьёй – и её-то и намеревался прочесть Курашвили. Статья называлась «Война и техника», она была подписана каким-то «Л. Троцким». Кто такой «Л. Троцкий», Курашвили не ведал, но если этим интересуется сам Быховский, значит, это должно быть интересно.

Курашвили надел пенсне, приладился к свету и углубился: «Война и техника» – прочитал он заголовок.

«После сорокачетырёхлетнего перемирия в Европе…» – Доктор отвлёкся. «Сорок четыре года… это какую же войну имеет в виду автор? – подум ал он. – Так, тысяча девятьсот пятнадцатый минус сорок четыре… – Он стал считать и загибать пальцы, и вышло: – Тысяча восемьсот семьдесят один, семьдесят первый! А-а, так это Франко-прусская».

«…Война привела в движение всю ту военную технику, которую за этот период милитаризм снимал, как сливки, с капиталистического развития. И Европа выдержала. Сколько раз говорилось, что новейшая техника доведёт войну до абсурда и тем сделает её невозможной. Этого не случилось. Война оказалась чудовищной, но не «абсурдной», т. е. не невозможной технически, наоборот – почти банальной. Старые правила тактики и стратегии отнюдь не оказались опрокинутыми. Если нужны были новые доказательства того, что невозможной может сделать войну не автоматическая техника, а сознательная человеческая воля, то это доказательство теперь снова дано, и человечество за него честно уплатило…»

«Честно», – хмыкнул доктор. – Правильное слово и на месте поставленное – «честно»! – Он оглядел статью целиком, статья была большая, и подумал о только что прочитанном: – Лучше бы написал «откровенно»! «Откровенно уплатило»! Вот это было бы честно!»

«…То, что характеризует нынешнюю войну, la grande guerre, это её размеры, необъятность её фронта, неисчислимость вовлечённых в неё масс, но никак не новизна принципов и технических методов, словом, количество, а не качество. Если лавинообразное развитие милитаризма в течение последнего полустолетия, – со всеми изобретениями и «тайнами» военной техники – не довело войну до абсурда, то оно в то же время и не дало ни одной из стран такого особенного, из ряда вон выходящего «средства», которое обеспечивало бы за ней в кратчайший срок победу. И, несмотря на напряжение всех технических сил самых выдающихся наций в течение самой войны, несмотря на то, что мысль всех изобретателей и учёных работает вот уже 16 месяцев почти исключительно в области орудий разрушения, этот последний период не дал ничего принципиально нового, по крайней мере оно до сих пор не обнаружилось…»

«Ну да, «до абсурда», – подумал доктор и согласился с автором. – Правильно пишет, ничего не скажешь, «не дала ничего принципиально нового»! А вот это и есть абсурд!»

«…Техника войны, несомненно, выше всего в Германии в полном соответствии с её более высоким уровнем капиталистического развития. Но и перевес Германии имеет преимущественно количественный характер в этой войне больших количеств и тяжёлых масс. В том же направлении шли все усилия Германии уже во время войны: обеспечить за собой возможность задавить противную сторону количеством…»

«Тоже верно, забросали нас «чемоданами». Доктор вспомнил куски разорванных германскими тяжёлыми снарядами человеческих тел и вздохнул.

«…Не нужно, однако, быть заядлым гегельянцем, чтобы в этом перевесе количества открыть действие качества. В самом деле. Милитаризм – это та именно область, которая меньше всего допускает при нынешних условиях самобытную замкнутость. Правящая реакция любой страны может в политике и гражданском обиходе отстаивать пещерные традиции, но кремневого ружья она отстаивать не станет. В области военной техники все страны стремятся выровняться по передовым образцам. В области вооружения и снаряжения, предметы которых отсталым странам приходится закупать у передовых, между капиталистическими странами нет, по крайней мере на первый взгляд, той дистанции, что в сфере индустрии. Но различия обнаруживаются позже – в количестве. Подготовленные запасы быстро расходуются в нынешних боях и должны быть непрерывно пополняемы. Экономическая сила страны сказывается не в качестве тех пушек и снарядов, которые она заблаговременно сложила у себя в амбарах, а в её способности воспроизводить их в надлежащем числе во время самой войны. В этом смысле мы сказали бы, что в количестве сказывается качество или уровень технического развития страны…»

Доктор опустил газету и задумался.

Перед ним маячил Клешня с поварами, двое из рощи натаскивали дрова на завтрашнюю готовку, а Клешня и ещё один рубили что-то вроде орешника и длинные толстые ветки укрепляли под потолком, потом стали вязать на эти ветки верёвочные петли и подвешивать на них мешки с крупами и мукой. Курашвили смотрел рассеянным взглядом и не вдумывался, но понял, что они подвешивают провизию от крыс.

«От крыс… Ерунда какая! – подумал он. – А ведь правду пишет автор, этот «Л. Троцкий», всё дело не в качестве, хотя и в качестве тоже. Это же лучше, когда пушка стреляет дальше, а патроны к ней нужного калибра, но количество всё-таки важнее! Интересно, а кто он, этот Троцкий, военный, что ли? Так хорошо всё понимает! Если он в действующей армии, то «Л. Троцкий» – это наверняка псевдоним! Поэтому им и заинтересовался Быховский». И Курашвили снова углубился в чтение.

«…С начала войны Франция оказалась обречённой на подражание в погоне за массой. Des canons! Des munitions! (Пушек! Снарядов!) Этот клич стал после первого периода оглушённости господствующим, война превратилась в автоматические состязания количеств. Большего размера пушки, большее количество снарядов для них, больше митральез, большего размера подводные лодки, как можно больше километров колючей проволоки. Воспитанное на так называемых чудесах техники, на X-лучах и излучении радия, воображение ждало таких приёмов, которые сразу обратили бы в ничто тяжёлые массы чугуна и свинца. Но нет, всё сводится именно к весу. Действительно новых, революционных принципов нет…»

«Да уж! – вторил автору Курашвили. – Нет как нет!»

«…Взять хотя бы колючую проволоку. Эта незамысловатая вещь играет в нынешней траншейной войне колоссальную роль. Немцы стали первыми без конца наматывать её вдоль своего фронта. Как борются против немецкой проволоки французы в своих попытках наступления? При помощи ножниц и артиллерии. Мы присутствуем при удивительном зрелище, когда целую нацию в век авиации оцепили невысокой путаной изгородью из проволочных шипов, – и эта многомиллионная, стоящая на высоте технической культуры нация не может ничего выдвинуть против жалкой проволоки, кроме… простых ножниц, которые приходится пускать в ход, ползая на брюхе. Не менее грубым, хотя и более действительным является второй способ: разрушение металлических нитей при помощи артиллерии, которая градом снарядов взрывает всю почву, выворачивает деревянные столбики и тем уничтожает колючую изгородь, расходуя на это необъятное количество чугуна и приводя огражденное проволокой пространство в такое состояние, которое чрезвычайно затрудняет движение вперёд.