Книга Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России - Владимир Макарцев

Получилось так, что пирамида рухнула, а «подданный» фундамент остался. И не оставалось ничего (чтобы выжить), кроме как построить на нем новое сооружение, тоже пирамиду, но из другого материала и теперь уже не сверху вниз, от верховного права монгольского императора, а снизу вверх – от древнего права общинников-воинов, от права орды.

Неравенство ради неравенства vs равенство в бедности

«Все прежние революции усовершенствовали государственную машину, а ее надо разбить, сломать»,[626]– сформулировал перспективную политическую задачу В. И. Ленин в августе 1917 года, повторив слова К. Маркса из «Письма к Кугельману». Сейчас, конечно, подобные призывы вызывают у многих людей, знакомых с нашей историей по интерпретациям, как минимум непонимание или даже возмущение. Однако за такой категоричной постановкой задачи стоит совершенно конкретный и убедительный, но все-таки всего лишь теоретический анализ наследия К. Маркса и Ф. Энгельса, который В. И. Ленин провел в работе «Государство и революция». Здесь он ни в чем не отошел от буквы их учения.

И все было бы хорошо и правильно, если бы не маленькое «но», которое называется… реальность. Создавать смысл, исходя из ложной, хотя логически и обоснованной посылки, не значит познавать реальность. Это значит создавать ложную теорию. В. И. Ленин и его соратники, и вообще все, отталкивались от того, что капитализм в России «уже стал господствующим способом производства». Это было записано в Программе РСДРП в 1903 году. Но поскольку мы исходим из обратного и допускаем, что капитализма в России не было не только в 1903, но и в 1917 году, тогда возникает вопрос, а почему все-таки они вполне успешно сломали государственную машину (им ведь никто не помешал), а главное, что построили взамен.

Если все валить на большевиков просто из личной антипатии к ним, не говоря уже о целенаправленной политике, то ответа мы не получим никогда. Тогда давайте попробуем избавиться от симпатий и антипатий, отделим самих себя от социальных институтов, в формировании которых мы не принимали никакого участия. Что мы знаем о них?

27 февраля 1917 года произошла революция (или переворот, не важно) – это факт, с ним не поспоришь. Было сломано самодержавие. На смену ему пришел другой социальный институт, другая социальная система. Какая? Принято считать, что буржуазная. Если буржуазная, то тогда и демократическая, собственно, современники так ее и называли, и так ее воспринимали (и до сих пор ее так воспринимают).

Но факты говорят о другом – демократического органа в виде парламента нет (хотя при самодержавии он был), заодно и очень демократично, единоличным решением Председателя Временного правительства князя Г. Е. Львова, упразднили губернаторов и градоначальников. На смену им пришли комиссары (в чине «товарищей министров»), лишенные властных полномочий, и земские деятели «второй величины», а на смену полиции – так называемая народная милиция. Было проведено большое количество решений в области местного земского управления – сплошное торжество демократии, всеобщих выборов… и цензово-имущественного представительства. То есть низшее сословие от власти отрезалось, точно так же, как и при царе (помните, «мы – правящие сферы и они – все остальное население вне этих сфер»).

В несколько дней, возмущался известный нам активный участник Февральской революции Александр Александрович Бубликов, в России был уничтожен весь аппарат власти.[627]Но уничтожить аппарат – не значит установить демократию. Наоборот, поскольку вертикаль власти, связывавшая страну с помощью «права завоевателя» в единую социальную систему, в пирамиду, больше не существовала, то «буржуазному» и «демократическому» Временному правительству пришлось приобрести какую-то странную форму, форму диктатуры не только без социальной власти, но и без аппарата управления.

Предполагалось (в теории, естественно), что власть на местах перейдет к земским учреждениям, именно на это была направлена административная реформа. Но на деле, в реальности, она перешла к волостным земельным комитетам, большинство в которых составляла сельская беднота, крестьяне-общинники. В результате к концу лета 1917 г. частная собственность на землю, по крайней мере во многих центральных областях, фактически прекратила свое существование.

Похожая картина складывалась и в городах, где проходила пролетарская революция – частная собственность была или существенно ограничена, или фактически отменена, так как фабрики и заводы захватили рабочие комитеты и профсоюзы (нередко с участием большевиков и их агитаторов). И все это вопреки демократическим убеждениям «образованного общества» и вопреки его политике. Вернее, не политике, ее у правительства просто не было, и быть не могло без решений Учредительного собрания – оно же было временным, а значит чисто техническим. Политикой оно пыталось представить свои ощущения, свои сословные фантазии на тему всеобщей демократии и свободы.

На деле же, в реальности, Временное правительство, «называющее себя революционным и демократическим», как говорил Ленин, действительно месяцами водило крестьян за нос и надувало их обещаниями и оттяжками не просто так, а ради того, чтобы… разрушить государство.

Простите, но так получается! «Аппарат власти» ведь разрушили. А «успехи» в экономике помните? – минус 28,2 % валового промышленного производства (ниже этого производство в России никогда не падало). Добавьте к этому вполне рукотворный финансовый крах, и станет ясно, что именно в этом и была реальность, если, конечно, отказаться от собственных ощущений и «рассматривать социальные явления сами по себе».

«Разве большевики…», – задавался списком из риторических вопросов на две страницы абсолютный прагматик, чистейшей воды «буржуй» и враг большевизма А. А. Бубликов, когда весной 1918 года анализировал итоги правления Временного правительства. «Разве большевики, – спрашивал он, – со спокойной совестью подготовляли фактическое банкротство России и разве это они начали утверждать, что это коснется только богатых…, что за войну должны заплатить богатые?»[628]

Другими словами, некоторые современники тех драматических событий прекрасно понимали, что после себя «демократическое» Временное правительство, сформированное рафинированной русской интеллигенцией, оставило не государство, а руины, выжженную землю, хуже Мамая. Можно даже сказать, что элита, высшее сословие сожрало не только Российскую империю, но и «буржуазно-демократическую», причем в рекордные сроки – за восемь месяцев, и, конечно, из самых лучших побуждений – ради свободы и демократии (почти как в 1991 г.).

Вот такой парадокс!