Книга Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца - Михаил Ишков

– Командир, – слышу поникший голос Федоренко, – это я виноват…

– Не понял… – удивленно переспрашиваю я.

– Тумблеры ведь у меня в кабине. Я их случайно зацепил, сам не заметил как. Вот генераторы и выключились…

– Так что же ты?! Сразу включить не мог?!

– Не сообразил тогда, что произошло. Это сейчас, когда самолет тряхнуло, меня в сторону бросило, прямо на эти тумблеры…

Выругал я его, конечно, на чем свет стоит, но делать нечего – время упущено, пришлось возвращаться домой. Сижу, опустив нос, сгораю от стыда. Даже в голове не укладывается: из-за такой невероятной нелепости сорвался вылет. Но вскоре у меня появились совсем другие неприятности, заставившие надолго забыть об этом, – Паневежис оказался намертво закрыт туманом, напрочь исключавшим самую незначительную возможность приземления на своем аэродроме.

Решил пробиваться в Шяуляй, но и там погодные условия оказались не лучшими – все тот же сплошной туман. Пришлось повернуть на юг, надеясь хоть где-нибудь да отыскать себе пристанище. Поначалу все складывалось в нашу пользу – туман постепенно рассеивался, открывая подсвеченный луной ландшафт.

– Штурман, – спрашиваю, – где мы?

– Не знаю, командир…

Ладно, разберемся. Опять приходится надеяться лишь на себя, но ничего, мне не привыкать. Вот только хорошо бы от торпеды избавиться, лишний груз все-таки. Вдруг лететь еще долго придется… И тут, словно по заказу, впереди небольшое озерцо попалось. Жалко было торпеду задаром выбрасывать, но ничего не поделаешь…

Гораздо сложнее оказалось найти хоть какой-то аэродром. Под крыльями – удручающе однообразная местность, лишенная всяких признаков авиационной жизни. Я уж было собирался подыскивать площадку, пригодную для посадки на живот, как вдруг – аэродром, да еще и полоса подсвечена. Видимо, взлетал кто-то. Подошел поближе и заметил несколько «По-2», стоявших в ряд у окраины летного поля.

Судя по всему, других самолетов здесь нет, поэтому необходимо выяснить, хватит ли длины полосы для посадки на ней нашего гиганта «Бостона». Попутно даю красные ракеты, чтобы там, на земле, поняли: мы – свои. Но что это?! Все посадочные огни вдруг мгновенно погасли, словно испугавшись летящей на них огромной махины… Правда, я уже успел заметить, что вписаться в эту небольшую ВПП все-таки можно. Но здесь от меня потребуется предельная собранность – в подобных ситуациях права на ошибку нет и быть не может…

Ухожу на второй круг, вновь выстреливая красную ракету, затем – еще одну. На земле вняли моим отчаянным призывам, и полоса вновь осветилась огнями. Хорошо, можно садиться. Убираю газ, насколько это возможно, и самолет начинает плавное снижение. Глаза впиваются в посадочный знак. Если удастся коснуться его боковыми колесами, считай, полдела сделано. Гептнер бы точно смог, а вот я…

И у меня получилось, даже на пару метров раньше. Отлично! Места для пробега совсем немного, поэтому даже за такое незначительное расстояние стоило побороться. Тут же опускаю нос, выключаю моторы и начинаю потихоньку придавливать тормоза. Машина понемногу замедляет ход, но, увы, слишком медленно… А прямо за полосой – кювет, отделяющий ее от проходившей немного впереди дороги… Жму на тормоза сильнее… Самолет всей своей массой наваливается на переднюю стойку, еще чуть-чуть – и сорвутся покрышки… Но конец полосы приближается слишком быстро, и вот он уже подобрался почти к самому носу, а впереди… «Все, – думаю, – капут мне!»

Но мой ангел-хранитель и здесь не отвернулся от меня. Самолет, прокатившись еще немного, замер, как мне тогда показалось, на самом краю. На самом деле до него оставалось еще около десяти-пятнадцати метров, но это стало известно немного позже. А тогда, стоило машине остановиться, я, смахнув стекавший со лба ручьями соленый пот, закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья: «Вновь повезло…»

Немного передохнув и отрулив свой «Бостон» в сторону, чтобы не мешать полетам, я выбрался из кабины.

– Кто такие?! – неожиданно раздался из темноты строгий писклявый голосок.

Маленькая щупленькая фигурка его обладателя, стоявшая справа от меня, казалась совсем детской. Даже ладно сидящая на ней военная форма и крепко сжимаемая в руках винтовка совершенно не придавали ей взрослости. «Наверное, – решил я, – парнишка из разоренного фрицами села. Прибился к летчикам и служит в аэродромной охране». Такие ребята очень гордились тем, что выполняют нужную и важную для фронта работу, и относились к ней не по-детски серьезно.

Я спокойно и обстоятельно рассказал маленькому солдату о том, кто мы, и попросил его провести меня и моих товарищей на командный пункт. Лишь там, при хорошем освещении, мне удалось разглядеть своего спутника подробнее. Оказалось, это девушка, совсем еще подросток. Мало того, весь летный состав полка, гостеприимством которого нам суждено было воспользоваться в ту ночь, состоял исключительно из женщин. И хоть старый добрый трудяга «По-2», на котором они работали, по довоенным взглядам вряд ли мог считаться полноценной боевой единицей, наши храбрые летчицы отработали на нем практически всю войну, нанося точечные ночные удары по врагу. Не за красивые глазки фрицы окрестили наших девушек «ночными ведьмами».

Здесь, на КП, я и узнал, что приземлился недалеко от Каунаса. Попросив связистку сообщить об этом в свой полк, мы присели за стол, чтобы попить чаю, приготовленного заботливой девчушкой-солдатом. Никаких разговоров особо не велось, и не удивительно. Даже после удачного полета никаких сил на это не остается, а тут… Сидишь, не спеша потягивая горячую жидкость, и безразлично смотришь вниз. Даже весельчак Федоренко и тот несколько приуныл. Вскоре нас отвели в сарай, и мы, тут же упав на солому, провалились в объятия сна. На следующее утро наш самолет приземлился дома, в Паневежисе.

На этот раз наша блудежка не прошла безнаказанно. Я получил трое суток, а штурман – пять. Причем с занесением в личное дело. Правда, фактически «отбывать срок» нам так и не пришлось, и в отношении свободы перемещения мы ничем не отличались от остальных однополчан. Пришлось, конечно, лишних пару раз побывать в роли дежурного экипажа, но это ничего страшного, обычная боевая работа. Удивительно другое: Федоренко, главный «виновник» случившегося, отделался лишь «легким испугом», то есть устным выговором от Борзова, естественно, с пристрастием.

Как это ни покажется странным, но на моем отношении к стрелку-радисту история с тумблерами совершенно не отразилась, чего никак не могу сказать об Иване Михайловиче. Хотя впоследствии он больше не допускал подобных неприятных промашек, я все-таки не смог заставить себя целиком и полностью доверять его штурманским умениям в той степени, в которой совсем недавно полагался на Бабанова.

Прошло несколько дней, и со мной вновь приключилась довольно неприятная история. Началась она с очередного безрезультатного поиска врага на просторах Балтики. Большая часть полета проходила в условиях относительно хорошей видимости, и лишь иногда плотный серый туман напрочь лишал нас обзора. Правда, он довольно быстро рассеивался, вновь открывая нашему взору пустынную морскую панораму. Прошлись от Либавы к Данцигской бухте, оттуда – до острова Борнгольм, делая по несколько проходов в местах наиболее вероятного появления противника, но, несмотря на все старания, так и не смогли отыскать хоть какое-нибудь суденышко.