Книга Хей, Осман! - Фаина Гримберг

Вечером желают доброго вечера. Ближе к ночи, доброй ночи желают.

Осман едет не спесиво. На все приветствия ответствует по-доброму:

- Гюле гюле гидиниз! - Идите смеясь! - Доброго пути!..

Но не только смеяться предстоит воинам Османа. Непрерывно думает Осман о своём войске. Самым лучшим, самым сильным как сделать войско? Собирает Осман новые отряды; то будут алпы-ботуры — тяжеловооружённые конники, облачённые в броню тяжёлую. Такие воины есть у франков, но и у Османа будут не хуже!..

Конечно, много убитых кругом. Лошади убитые, мужчины убитые, дети убитые валяются тут же. Девки с распоротыми животами. Повисает тяжко дух загнивающей крови... Но Осман ведь знает, что это такое. Некогда давно пояснил ему Барыс. Это всего лишь жизнь, просто жизнь! Это жизнью пахнет!.. А поди пожалей кое-кого! Живо тебе самому срубят голову, детям головы расшибут о камни, жёнам и дочерям вспорют животы... Но уж нет! Пусть этакой жизнью враги мои запахнут, а не я!.. Да и что задумываться о крови проливающейся?! Смысла нет. Сегодня кровью гниющей пахнет жизнь, а завтра - только ноздри раздувай - тяни аромат розы!..

Люди Османа рвутся в бой. А он скуп на слова, не обещает ничего понапрасну, не кидает на ветер посулы. Только усмехнётся в усы, да крикнет зычно перед боем:

- Сабыр аджыдыр, амма сону сары алтын! - Терпеть горько, зато потом - золото жёлтое!..

Люди любят, обожают Османа; он им — вождь, он им — отец, брат; он - судья справедливый; он - самый храбрый; он - обо всех подумает, обо всех позаботится...

В мирные дни, седмицы, месяцы ждал народ. Ждали мужи и юноши; ждали, ждали, когда возможно будет опоясаться поясами с оружием, оседлать хороших коней... Ждали женщины и девицы; ждали, когда уйдут в битву отцы, братья, мужья жён своих, сыновья; уйдут и воротятся, ведя в поводу нагруженных коней, верблюдов, ослов, нагруженных тюками, вьюками... Женщины хвалились друг перед дружкой доблестью, храбростью своих мужчин... Вот наскакали гонцы, посланные Османа, вот гикают, выкликают зычно:

- ...Каждый, кто хочет воевать!.. Каждый, кто хочет воевать!.. Каждый, кто хочет воевать!..

Все хотят воевать, у всех довольно силы и смелости! Все сбираются вооружённые к Осману, вождю, предводителю... Все навыкли биться, и на конях, и пешими...

Караджа Хисар - взят Османом. Владения прежних приятелей Османа - Эски Шехир и Инёню - взяты Османом.

Осман чует себя вещим воином, он давно уже - алашик - вещий воин, знающий. Остановиться, вернуться к прежней, давней уже, отдалившейся жизни; к такой жизни, какая была при отце Эртугруле, уже невозможно. Уже все в окрестностях, вокруг владений людей Османа, ждут, выжидают, гадают: когда ударят Османовы воины, а не ударить ли самим, первыми, а не покориться ли первыми, или и вовсе не покоряться... Ждут, гадают, выжидают...

Осман решает дела на военных советах, созывает своих полководцев; но все они знают, что Осман - вождь, предводитель; слово Османа — конец и закон...

- Надо бить, покамест владетели окрестных мест не опомнятся! - говорит Гюндюз.

- Нет, - решил Осман. — Нам не для чего разорять земли, которые всё равно будут принадлежать нам! Теперь наша цель - Биледжик, Герминяский бейлик - наша цель. А люди, жители, должны верить нам. В Ыладже, подле Эски Шехира, пусть каждую седмицу будет базарный, торговый день. Пусть все приходят и приезжают. Какой бы веры ни были торговцы и покупатели, никому никто не должен чинить обиды...

Один случай запомнился всем. Греческий торговец гончарным товаром привёз на базар в Ыладжу посуду. Гермиянец-тюрк стал задирать его и пытался взять несколько кувшинов без платы...

- Здесь владения тюрок! - кричал гермиянец.

- Здесь владения Османа!..

- Здесь владения Османа!.. - загомонили кругом.

Кто-то уже звал стражников базарных, поставленных по Османову приказу. И случилось так, что Осман как раз объезжал сам базарную площадь. Кинулись к нему за правосудием. Он приказал отколотить тюрка палками, а греку вернул товар, взятый беззаконно. По приказу Османа объявляли повсюду, что никто из неверных не будет притесняться правоверными. Все зажили в спокойствии и уверенности. Гречанки торговали и покупали на базаре в Ыладже и никто не осмеливался обидеть одинокую женщину!..

Куш Михал всегда обретался рядом с вождём Османом, как самый верный, ближний ортак. Вместе частенько объезжали окрестности крепостей. Куш Михал показывал Осману много развалин древних крепостей. Меж каменных колонн, полуобрушенных, вырастала трава, дети-пастухи гоняли коз...

- Эх, виранлык, виранлык - руины-развалины! - приговаривал Осман. — Сколько в этих землях, в моих землях, сколько этих развалин! Но красивые развалины, красивые...

Куш Михал рассказывал всё, что знал об этих руинах, что слышал от своего отца; рассказывал, какие это древние руины, какой они далёкой, немыслимой почти древности... О государствах древних рассказывал Куш Михал, и произносил именования городов: Афина, Спарта, Фивы, Колонны, Коринфос; и Рим, Рим, Рим, Рома-Рим!..

- Греки-византийцы подхватили павшее Римское государство, продолжили его бытие, и оттого и зовут себя ромеями — римлянами... — говорил Михал...

Осман слушал, молчал, думал о своей державе, которая будет великой и славной; не такой, как Византия, а такой, как Рома - Рим!..

Но молчал теперь об этом. Потому что пришло время дел, а не слов!..

Осман велел Михалу рассказывать маленькому Орхану о древних державах...

После сына-первенца Мальхун родила Осману трёх дочерей. Их также учили читать и писать; они вырастали красавицами, росли в неге и в холе, как и подобает царевнам. А когда достигали дочери возраста цветущего четырнадцати лет, Осман отдавал их замуж за сыновей полководцев своих, справляя пышные свадьбы. Свадьбы дочерей Османа и Мальхун были радостными праздниками для всех подданных Османа. А в год свадьбы старшей дочери родился младший сын Османа и Мальхун, ему дали имя красивое - Алаэддин...

Мать Османа словно бы лишилась разума. Она по- прежнему жила в становище; Осман приказал окружить её бережением и почётом, подобающим матери правителя. Однако наезжал он к ней изредка, да и она не всегда узнавала его; бормотала какие-то заклинания, заговаривалась... Однажды Осман привёз в становище трёх своих дочерей, тогда ещё малых девочек, не отроковиц... В тот день мать узнавала его. Он ввёл нарядных девочек в юрту. Она приняла внучек ласково, угощала сладостями, улыбалась губами сморщенными, рот её немного запал, уже недоставало нескольких зубов; иначе она всё ещё была крепка — истинная дочь тюрок кочевых! Она приготовила в подарок внучкам тряпичных кукол больших; сама смастерила их и сшила для этих кукол яркие наряды, вышила золотыми нитями, расшила жемчужными зёрнами... Живые лица девочек просияли улыбками белозубыми... Так уж выдалось, что сыновья Османа и Мальхун вышли видом своим в мать, а дочери - в отца, черноглазые, черноволосые... Но после Осман узнал, что когда он увёз девочек, его старая мать горько рыдала, повторяя беспрестанно: