Книга Тайны советской империи - Андрей Хорошевский

Сейчас всем уже хорошо известно, что к началу 1980-х годов, когда стало ясно, что эпоха Леонида Брежнева подходит к концу, сформировались две основные группы, претендующие на главные роли в «постбрежневское» время. Одну из них возглавлял Константин Черненко, вторую – Юрий Андропов. Машеров же, по большому счету, ни в одну из них не входил. И поэтому и та, и другая группа, с одной стороны, настороженно посматривала в сторону Минска – слишком уж популярен был белорусский лидер, а это воспринималось как нечто из ряда вон выходящее, но с другой – именно эта популярность обусловливала скорее заинтересованность в Машерове, желание привлечь его на свою сторону, а не желание убрать его с политической сцены. Петр Миронович не был конкурентом для основных претендентов на пост генсека, наивно думать, что он фактически в одиночку мог справиться с мощнейшим партийным лобби в лице Черненко и других членов политбюро или же не менее мощной машиной КГБ и других спецслужб, полностью контролируемой Андроповым. Среди прочих, именно это обстоятельство и заставляет некоторых экспертов говорить о том, что схема «Брежнев – Машеров=враги» не совсем соответствовала действительности. Конечно, у генсека и первого секретаря ЦК белорусской Компартии были разногласия – их, наверное, и не могло не быть. Но возникает такое ощущение, что кто-то слишком настойчиво распускал среди партийного руководства всех звеньев и народа слухи о вражде между Брежневым и Машеровым. КГБ же, с одной стороны, был призван бороться со слухами и сплетнями, но он же, при необходимости, мог эти слухи и распускать. Не исключено, что усиленно муссировавшиеся разговоры о прохладных отношениях и якобы имевшей место зависти Брежнева к популярности Машерова были результатом хорошо спланированной операции. Причем целью ее могло быть как желание вбить клин между Машеровым и Брежневым, так и стремление, да простит нас читатель за столь жаргонное выражение, «перевести стрелки», показать, вот он, мол, заказчик – раз отношения между генсеком и одним из его «наместников» плохие, мало того, этот «наместник» может переехать в столицу и сам стать «владыкой», то тогда само собой понятно, кому выгодна его смерть.

Кстати, Машеров был не единственным предполагаемым сменщиком Брежнева, покинувшим этот мир в возрасте «чуть за шестьдесят» при довольно странных обстоятельствах. Федор Давыдович Кулаков, ровесник Машерова, принимал активное участие в операции по смещению Хрущева. В сентябре 1964 года, когда многие из заговорщиков находились на юге на отдыхе, были обсуждены все детали смещения Хрущева. Кулаков, занимавший тогда должность первого секретаря Ставропольского крайкома, принимал их у себя. Такая смелость была вознаграждена – в 1965 году Кулаков становится секретарем ЦК КПСС, ответственным за сельское хозяйство, а в 1971-м – членом политбюро, одним из самых молодых в то время. Сочетание такой должности и относительная молодость, а также большой аппаратный опыт и связи действительно делали Кулакова одним из претендентов на место генсека. В феврале 1978 года в связи с 60-летием Федор Кулаков был награжден Золотой Звездой Героя Социалистического Труда. Однако затем последовала неожиданная опала – в начале июля того же года на Пленуме ЦК Кулаков подвергся резкой критике за неудовлетворительное состояние дел в сельском хозяйстве. Вечером 16 июля 1978 года Федор Давыдович крепко повздорил с женой. Он лег спать один, а утром охранники нашли его мертвым.

У Кулакова были проблемы со здоровьем. В 1968 году из-за рака ему удалили часть желудка. Естественно, при таком заболевании нужно было соблюдать строгий режим, однако Кулаков за столом себя обычно ни в чем не ограничивал, в том числе и в выпивке. Крепко выпил он и в тот роковой для себя вечер. Так что смерть «от острой сердечной недостаточности с внезапной остановкой сердца» выглядела вполне естественной, это было подтверждено всеми необходимыми медицинскими заключениями, в том числе и министром здравоохранения СССР Евгением Чазовым. Но знакомые Кулакова утверждали, что незадолго до смерти он говорил с ними о грозящей ему опасности, опасался каких-то провокаций против себя. Это и дало повод говорить о том, что смерть Кулакова, возможно, была убийством, а может, и самоубийством.

* * *

Но вернемся к делу Петра Машерова. Кому же еще мог быть неугоден первый секретарь Белорусского ЦК? В одном из интервью Наталья Машерова сказала: «Отец не дожил до Пленума ЦК КПСС меньше двух недель. Все было решено. Он шел на место Косыгина. Я понимаю, что отец мешал многим. Именно тогда, в октябре 1980 года, «взошла звезда» Горбачева». Намек достаточно прозрачный. Действительно, именно в октябре 1980 года Михаил Горбачев вошел в состав Политбюро ЦК КПСС. А в марте 1985 года Машеров и Горбачев, в принципе, могли стать прямыми конкурентами в борьбе за кресло Генерального секретаря. Но ведь до этого было еще четыре с половиной года, стране еще предстояло дожить два года при Брежневе и пережить еще двух генсеков – Андропова и Черненко. Очень сомнительно, что кто-то настолько заранее стал расчищать дорогу Горбачеву. Причем именно «кто-то» – ведь сам Горбачев, по нашему мнению, в 1980-м еще не имел таких связей и рычагов влияния, чтобы «провернуть» столь сложную операцию.

Вариант, что авария Машерова была следствием «внутрибелорусских разборок», тоже выглядит очень сомнительно. Тихон Киселев, ставший в октябре 1980 года первым секретарем ЦК КПБ, был возвращен в Минск из Москвы, где он занимал достаточно влиятельный пост заместителя Председателя Совета Министров СССР. Вряд ли у него был резон менять таким образом Москву на Минск.

И еще одна версия событий 4 октября 1980 года. Как утверждают в последнее время некоторые исследователи, авария на 659-м километре трассы Москва – Брест была… инсценировкой, главным «сценаристом» которой был сам Петр Миронович Машеров!..

Конечно, эту версию можно назвать фантастической. Или же бредовой. Но не будем торопиться с выводами, тем более что наша задача, как мы уже говорили, осветить все возможные варианты развития тех событий. Самое интересное, что вариант с инсценировкой может объяснить те непонятные моменты, которые «не ложатся» под другие версии. Грубое нарушение инструкций машинами сопровождения, странное поведение Тарайковича, не совсем понятная «инстинктивность» выезда Пустовита на встречную полосу, несуразицы и ошибки в протоколах и схемах – все это объясняется, если предположить, что у всех этих людей были заранее расписанные роли.

Предположим, что это действительно так. Но зададим вопрос, который просто не может не возникнуть в данной ситуации: зачем? Зачем Машерову все это было нужно? Он что, решил себя убить таким изощренным способом?

Отвечая на этот вопрос, сторонники версии об инсценировке придерживаются двух линий. Первая является своего рода советской перепевкой легенд о царе Александре I, который якобы не умер в 1825 году в Таганроге, а, инсценировав свою смерть, под именем старца Федора Кузьмича жил чуть ли не до 1860-х годов где-то в отдаленных монастырях. Вот, мол, и Машеров, понимая, что его жизни угрожает опасность, что кто-то, еще более высокопоставленный, чем он, хочет устранить его с советского политического олимпа, решил «самоустраниться» сам. Была «авария», была «смерть» Машерова, были «похороны», было «расследование». А Машеров тем временем, изменив внешность и сменив имя, доживал (а может, и доживает до сих пор) свой век где-нибудь в глухой белорусской деревушке или за границей.