Книга "Штрафники, в огонь!" Штурмовая рота - Владимир Першанин

Настроение было хорошее. Пшенка с мясом, сало, селедка, трофейные консервы. Хунхуз, выпивший больше других, расхваливал себя и убеждал, что рану получил в бою. Я кивал, соглашался с ним. Пришел фельдшер Бульба, перевязал раненых.

У Матвея Осина опухла правая ладонь, пробитая насквозь еще в начале боя. Я приказал ему шагать в санбат. Замполит Зенович, с которым я забывал советоваться, согласно кивнул головой. Я попросил фельдшера посмотреть рану Хунхуза. Размотав бинты и сменив повязку, коротко подвел итог:

– Самострел. И вон, парнишка сам себе руку подпортил.

Хунхуз, понимая, что пока не получит настоящую боевую рану, находится под угрозой расстрела, хлебнул тайком и уполз спать. Парнишка из взвода Фалина топтался возле меня. Руку он подпортил крепко, кровь сочилась несмотря на толстую повязку. Он был весь бледный, по лицу катились капли пота.

– Иди в свой взвод, – приказал я.

– Не смогу. Голова кружится.

– Хочешь жить – дойдешь. А мне ты здесь не нужен.

Парень сам себя загнал в безвыходное положение. У него, как и у Хунхуза, оставался единственный выход: воевать дальше, а там как бог рассудит.

Установилась временная тишина. Стрельба понемногу продолжалась, но обе стороны отдыхали. Мы будем наступать дальше, это ясно. А вот чего ждать от фрицев? Мы заняли три четверти территории завода и держали под обстрелом оставшийся пятачок. В таких случаях, опасаясь окружения, они потихоньку отступали. Наверное, выводят уцелевших солдат под прикрытием пулеметов. Поделился своими мыслями с Зеновичем. Замполит со мной согласился.

– А куда им деваться? Смываются потихоньку.

Но мы ошибались.

Сначала в нашу сторону открыли огонь минометы. Мы заползли кто куда. После нескольких залпов началась атака. Зенович лежал в нескольких шагах от меня и стрелял длинными очередями. Немцы мелькали быстрыми серо-голубыми пятнами, и поймать их на прицел было трудно. Я хотел посоветовать замполиту не тратить попусту патроны и сменить позицию. Когда стреляешь с одного места, тебя обязательно засекут.

По перевернутой металлической платформе забарабанили тяжелые пули. Стреляли из крупнокалиберного пулемета. Капитан Зенович так и не успел получить от меня дельный совет. Вскрикнул и обхватил ладонями лицо. Потом поднялся на колени и качнулся вперед-назад, словно молясь.

Я опрокинул его на бок, но никак не мог разжать пальцы. Кровь густо сочилась, затекая мне в рукав гимнастерки. По металлическому дну платформы снова заухало-загремело, пуля отколола кусок щепы от шпалы, еще одна звонко брякнула о рельс.

Наш замполит был мертв. Крупнокалиберная пуля ударила его под глаз, который выскочил из орбиты и повис мутным комком, из черепа за ухом выбило кусок кости. Кровь уже почти вся вытекла, остатки толчками выбивало ему на гимнастерку, погоны, новенький орден.

Познакомившись с капитаном Зеновичем, я долго не мог представить этого вежливого, всегда аккуратно одетого офицера в роли наставника штрафников. О них во время войны и после говорили разное. Изображая и разухабистой, готовой на смерть братией и глубоко осознавшими свою вину людьми, отважно дравшимися, чтобы искупить ее.

Главное я знал точно. Шансов погибнуть у штрафников было гораздо больше, чем в обычных частях. Я уже успел в этом убедиться. Привычная в обычных частях политработа: нравоучительные беседы, лозунги, сочиненные в газетах примеры чьего-то героизма и сказочные подвиги здесь не срабатывали.

И все же Илья Аркадьевич Зенович нашел общий язык со штрафниками. Он был с ними вместе в бою, и его оценили по-своему, по-солдатски.

– Гля, замполит – еврей, а за спинами не прячется.

И это не было подковыркой в адрес его лично или нации, которую он представлял. Капитан был просто один из наших и погиб, как и большинство, в бою.

Мы даже не успели перевязать его изуродованную голову и похоронить тело. Слишком быстро развивались события. Немцы, собрав кулак, наступали превосходящими силами. Цепь, не меньше двух взводов, бежала, ведя непрерывный огонь.

Из-за платформы высунулся солдат в каске, обтянутой маскировочной сеткой. Дал очередь и снова спрятался. Стрючок тоже ответил ему очередью, но едва уклонился от веера пуль с другой стороны.

Я держал палец на спусковом крючке, готовый открыть огонь, но атакующие не торопились подставлять себя. В нашу сторону полетели гранаты. Меня и Стрючка спасла воронка, куда мы нырнули одновременно. Рослый штрафник из моего взвода кинулся вслед за нами. Взрыв подбросил его, и он упал на нас, уже смертельно раненный. Зная, что вслед за гранатами выскочат атакующие, я лихорадочно выдергивал зацепившийся за что-то ППШ.

Рывком вырвал скобу, на которой крепился ремень, и открыл огонь не целясь. Две фигуры, в голубых куртках, шарахнулись прочь. Попал или нет – не знаю, выпустил весь магазин на 35 зарядов. Алдан, бормоча под нос ругательства, бросил две гранаты и тоже взялся за автомат. Он дал возможность нам со Стрючком столкнуть мертвое тело и перезарядить автоматы.

Кучка атакующих немцев бежала, прячась за вторым рядом смятых железнодорожных вагонов. Мы сумели их отбить и заставить залечь наступающую цепь. Сами вряд ли бы сумели – нам не давали высунуться. Снова помогли «максимы» с растворного узла.

Единственным помощником у меня оставался сержант Федосеев. Он пристроился с трофейным пулеметом среди груды шпал, скрученных рельсов. Ему помогал самострел, паренек, не сумевший добраться до своего взвода.

– Откуда их столько взялось? – прокричал бывший лейтенант.

Ответа он и не ждал. Откуда бы ни собрались немцы, но выбивали они нас с занятой территории настойчиво. Все мы знали, что уйти с завода нам не позволят. Пригибаясь, подбежали несколько пехотинцев со знакомым мне уже лейтенантом. Заняли укрытия рядом с нами, приготовившись к отражению атаки. Мы успели перекинуться парой слов, потом раздался сильный взрыв.

Угодили в бетонную тумбу растворного узла. Полетели куски, оторванные доски. Следующий снаряд угодил в коридор, откуда вели огонь «максимы». Из дверей и окон с пятиметровой высоты спрыгивали уцелевшие пулеметчики. Кто-то успел скатиться по металлической лестнице. Они бежали к нам. Среди уцелевших я увидел лейтенанта, командира пулеметного взвода.

Снаряды равномерно долбили бетонный узел. Третий, четвертый, пятый… После очередного снаряда обвалился поддон и рухнул на площадку. Из месива бетонных глыб торчали ноги погибших, сплющенные стволы «максимов», еще что-то розовое бесформенное.

– Самоходки, – сказал задыхающийся от бега и напряжения лейтенант.

– Как они прошли? Здесь же сплошные развалины.

– Они из-за ограды бьют.

Оживились и наступающие. Снова полетели мины.

Немцы упрямо вклинивались в нашу оборону группами по 10–20 человек. Огнеметная струя ударила в кирпичный проем неподалеку от меня. С криком выскочили двое бойцов, горевшие с ног до головы. Они падали, катались по земле, снова пытались куда-то бежать. Зрелище было страшное.