Книга Наследник Клеопатры - Джиллиан Брэдшоу

– Я уже не знаю, кто я, – с тоской в голосе произнес Арион, и Ани увидел слезы в глазах юноши.

– Она в этом не виновата, – заметил Ани. – Мелантэ знает тебя таким, какой ты есть на самом деле. Ты для нее Арион, спасший ее и всю семью, мужчина, которого она любит.

– Теперь я принадлежу тебе! – гневно воскликнул Арион, привставая с постели. – В Беренике я должен был тебе тридцать драхм. К тому времени как мы приехали в Коптос, эта сумма возросла вдвое, а сейчас... – Он отвернулся, смахнув с лица непрошеную слезу. – Меня... просто отдали тебе. Октавиан сам так сказал. И кто я теперь – твой раб?

– Я предлагал тебе только сотрудничество, – грустно ответил Ани. – Тебе необязательно жениться на Мелантэ. Если повезет, встретишь кого-нибудь еще.

У юноши перехватило дыхание.

– Уйди. Пожалуйста. Еще слишком рано что-либо обсуждать, мне очень больно.

Ани тяжело вздохнул, кивнул ему и поднялся.

– Хочешь что-нибудь поесть?

– Нет, спасибо.

– Может, принести чистый хитон? Этот слишком уж грязный.

– Позже.

Утром они закончили погрузку стекла. Хрупкие изделия паковали в корзины, перекладывая их пальмовыми листьями. Ани снова пошел в банк, филиал которого был в Коптосе и который имел небольшое отделение в Беренике, работавшее лишь по сезону в определенное время. Там он получил аккредитивы, поскольку боялся брать в дорогу большую сумму денег. Затем он отправился к поставщику и окончательно обговорил все подробности, связанные с поставкой олова. Арион все это время оставался в каюте. Тиатрес принесла ему чистую тунику из простого беленого льна. Она принадлежала раньше Гармию, погибшему от рук разбойников.

«Наверное, Родону и Архибию уже сообщили, что я мертв», – с грустью подумал Арион. Он вспомнил их предложение вложить деньги в торговлю на Красном море и даже приобрести для него корабль. Ани бы это очень понравилось. Но дела у Ани шли в гору даже без их помощи. На этот раз весь заработок принадлежит Клеону, не считая процента, который получит Ани. Но прибыль сейчас такая большая, что уже следующая партия товара будет гораздо лучше, чем раньше. Судя по всему, очередное путешествие принесет довольно приличный доход, и половина всей прибыли уже будет принадлежать Ани.

Арион подумал, что сможет помочь ему вести дела, даже если не будет появляться в Александрии. Он с легкостью найдет общий язык с властями – и с греками, и с римлянами, – а Ани будет заниматься чисто практическими вещами, У них есть все шансы на успех.

Юноша вздрогнул при мысли о том, что ему предстоит жить в доме Ани, а потом он женится на Мелантэ и вместе с ней будет воспитывать детей... Честно говоря, Арион даже не знал, как ему относиться к такой перспективе, – воспринимать это как благословение или как жуткую муку.

Арион думал, что останется в каюте до наступления темноты, но, как только «Сотерия» снялась с якоря, он накинул хламиду, надел на голову шляпу и вышел на палубу.

Тяжело нагруженная лодка медленно плыла, рассекая носом гладь озера. Александрия поднималась из голубых вод подобно фантастическому городу на картине – сновидение, сотканное из тени и света, слишком прекрасное, чтобы быть правдой. Этот возведенный в пустыне город – творение его предков. Боль, которую Арион ощущал при мысли, что никогда больше не увидит Александрию, была похожа на ту саднящую боль, которую он ощущал от разлуки с Филадельфом. Облокотившись на ограждение, установленное на корме, юноша с тоской смотрел на удаляющийся город, пока он совсем не скрылся за горизонтом. Северный ветер больно хлестал его по щекам, плотно прижимая к голове шляпу, и трепал полы его черной хламиды. Арион подумал о черных парусах на кораблях Тесея, когда тот возвращался в Афины после того, как прошел лабиринт, убив минотавра и покинув свою возлюбленную на берегу Наксоса. Он чувствовал на себе взгляд Мелантэ, но все не осмеливался подойти к ней.

Обратно они ехали точно так же – по Канопскому каналу, большей частью полагаясь на ветер и лишь иногда помогая себе веслами. Когда они достигли Нила, было уже темно.

«Сотерия» пристала к берегу очень близко от того места, где они останавливались на ночлег по дороге в Александрию. Тиатрес развела костер и приготовила ужин. Ани сошел на берег и принес немного вина. Ариону дали кружку и лепешку, в которую был завернут сыр с оливками. Он поблагодарил и присел на палубе, немного сторонясь всех, но уже не настолько, как раньше. Юноша снял плащ и шляпу, решив, что опасность быть узнанным уже миновала. Никто ни о чем его не спрашивал, даже Аполлоний. Казалось, все свыклись с мыслью о том, что Арион отказался от шанса восстановить свой статус благородного человека ради спасения Мелантэ, и поэтому относились к нему с подчеркнутым почтением.

Египтяне тем временем понемногу приходили в себя после всех страшных и малопонятных событий, пережитых за последние несколько дней. Памонтес достал свою флейту и начал наигрывать народные мелодии, кое-кто пытался подпевать. Арион сидел на палубе отдельно от всех, ничего не говорил и только слушал. В какой-то момент он снова почувствовал на себе взгляд Мелантэ.

Немного погодя девушка подошла и села рядом с ним, но он никак на это не отреагировал.

– Ты на меня злишься? – спросила она после небольшой паузы.

– Твоей вины в этом не было, – усталым голосом ответил Арион.

– Папа сказал, что тебе слишком больно, поэтому ты пи с кем пока не хочешь общаться.

Юноша что-то пробормотал, выражая согласие с предположением Мелантэ.

– Я не могу понять, почему тебе так больно, – робко произнесла она. – Ты не представляешь, как я обрадовалась, узнав, что ты останешься жив. И, мне кажется, ты тоже должен этому радоваться.

Арион опустил голову и потер шрам на левом запястье.

– Ты жалеешь, что не погиб тогда? – еле слышно спросила она.

– Какая-то часть во мне действительно сожалеет об этом, – признался Арион. – Тот, кем я был раньше, Мелантиона, и все, что составляло мою жизнь и придавало ей смысл, потеряно для меня. Я от всего этого отрекся и теперь не знаю, осталось ли у меня хоть что-то.

– У тебя осталось все, – прошептала Мелантэ. – Ты такой же, как и раньше. Ты остался собой. Ты же сам мне сказал, перед тем как у тебя случился приступ, что раньше люди видели в тебе только то, кем ты должен был быть по своему положению, а не того, кем ты был на самом деле. Ты говорил, что окружающие тебя люди поклонялись царю и в то же время притворялись, будто не видят тебя, потому что им было стыдно.

Юноша даже забыл, что он ей все это говорил. Он снова задумался, понимая, что в этих словах заключена горькая правда.

– Я всегда не дотягивал до того, кем я должен был быть. Я пытался, но проклятая болезнь, которую так и не удалось вылечить, мешала это сделать.

– Никто не совершенен! Никто не может жить, как подобает сыну Клеопатры и Юлия Цезаря!