Книга Уроки милосердия - Джоди Пиколт

— Я люблю тебя, мама, — смеюсь я.

— Я тоже тебя люблю, — отвечает она.

Я собираю разложенные фотографии в папку, гадая, что мама сказала бы о Сейдж Зингер. Ей бы понравилось, что с Сейдж я всегда буду накормлен, потому что мама считает, что я слишком худой. Она бы посмотрела на ее шрам и решила, что девушке многое довелось пережить. Ей бы импонировало то, что Сейдж до сих пор скорбит о матери, и ее трогательная привязанность к бабушке тоже вызвала бы симпатию, поскольку для моей мамы семья — это основа всех основ. С другой стороны, мама всегда хотела, чтобы я женился на правоверной иудейке, а Сейдж, убежденная атеистка, явно не подходит под эту категорию. Но ее бабушка пережила холокост, что добавило бы в глазах моей мамы дополнительные очки…

Я пытаюсь отделаться от этих мыслей, не понимая, почему думаю о женитьбе на женщине, с которой только вчера познакомился; на женщине, которая для меня всего лишь ниточка, ведущая к свидетелю; на женщине, которая явно (как недвусмысленно показал вчерашний вечер) любит другого мужчину.

Адама.

Высоченного красавца под метр девяносто, у которого такие широченные плечи. «Не еврей», — сказала бы моя мама. У которого песочного цвета волосы и трогательная улыбка. Когда мы встретили его вчера и я увидел, как отреагировала Сейдж — как будто ее током шибануло! — во мне мгновенно ожили страхи прыщавого подростка, которого бросали все девушки: от красавицы из группы поддержки наших спортсменов, сказавшей, что я не ее типаж, после того как я опубликовал в школьном литературном журнале посвященный ей сонет, до той, с кем я отправился на школьный бал. Моя спутница, услав меня за стаканчиком пунша, тут же начала отплясывать с крепышом футболистом. С ним и домой ушла.

Я против Адама ничего не имею. Если Сейдж хочет попусту растрачивать свою жизнь — ее личное дело. Еще я понимаю, что в подобной ошибке виноваты двое. Но… у Адама есть жена. Выражение лица Сейдж, когда она увидела эту женщину, заставило меня обнять ее и сказать, что она достойна большего, чем этот парень.

Например, меня.

Хорошо, ладно, она мне приглянулась. Или, может быть, понравилась ее выпечка. Или ее хриплый голос — она даже не подозревает, насколько он сексуален.

Это чувство застало меня врасплох. Я всю жизнь разыскиваю людей, которые желают оставаться ненайденными, но мне повезло значительно меньше, когда я встретил человека, с которым хотел бы какое-то время не расставаться.

Я кладу дело в портфель и пытаюсь выбросить эти мысли из головы. Может быть, мама права и мне действительно необходим массаж или любая друга форма релаксации, чтобы я смог разделять работу и личную жизнь?

Однако всем моим лучшим побуждениям не суждено сбыться, когда я приезжаю к Сейдж и вижу, что она меня ждет. На ней обрезанные короткие джинсовые шорты, как у красотки Дэйзи Мей. Я не могу отвести взгляд от ее длинных, загорелых, мускулистых ног.

— Что? — спрашивает она, опуская глаза на свои икры. — Я порезалась, когда брила ноги?

— Нет. Ты само совершенство. Я хочу сказать, выглядишь великолепно. То есть… — Я качаю головой. — Ты сегодня утром разговаривала с бабушкой?

— Да. — Сейдж заводит меня в дом. — Она немного боится, но ждет нас.

Вчера вечером перед нашим отъездом Минка согласилась посмотреть фотографии.

— Я постараюсь, чтобы все прошло максимально безболезненно, — обещаю я.

Дом Сейдж — визуальное воплощение любимого свитера, который ты постоянно ищешь в ящике, потому что он необычайно удобен. Диван мягкий, свет приглушенный. И всегда что-то печется.

В таком месте присядешь на минутку, а очнешься — прошло уже несколько лет, и ты так никуда и не уходил.

Ее жилище совершенно не похоже на мою квартиру в Вашингтоне, где много черной кожи, хрома, прямых углов.

— Мне нравится твой дом, — признаюсь я.

Она удивленно смотрит на меня.

— Ты же заходил вчера.

— Знаю. Здесь просто… очень уютно.

Сейдж оглядывается.

— Моя мама была мастерицей притягивать в дом людей. — Она явно собирается продолжить, но неожиданно замолкает.

— Хочешь сказать, что ты другая, — догадываюсь я.

Она пожимает плечами.

— Я мастерица людей отталкивать.

— Не всех, — возражаю я, и мы оба понимаем, что я намекаю на вчерашний вечер.

Сейдж колеблется, как будто не решается что-то сказать, потом разворачивается и уходит в кухню.

— На каком цвете ты остановился?

— Цвете?

— Каким будешь ногти красить.

Она протягивает мне чашку чая. Я делаю глоток и понимаю, что она добавила молока, но не положила сахара — именно такой чай я заказывал вчера в кафе. Из-за этого — она запомнила такую мелочь! — мне захотелось сбежать.

— Собирался пойти с вишневым, но это так по-фэбээровски, — отвечаю я. — Слишком вульгарно для нас, чиновников Министерства юстиции.

— Мудрое решение.

— А ты? — интересуюсь я. — Почерпнула что-нибудь умное из журнала «Пипл»?

— Я поступила так, как ты мне велел, — отвечает она, и внезапно ее настроение портится. — Поехала к Джозефу.

— И?

— Я не могу… Не могу с ним разговаривать и делать вид, что не знаю того, что знаю сейчас. — Сейдж качает головой. — Наверное, он на меня обиделся.

И тут звонит мой мобильный. Высвечивается номер начальства.

— Я должен ответить, — извиняюсь я и выхожу в гостиную.

Начальник спрашивает о материально-технической стороне докладной записки, которую я подготовил по другому делу. Я ввожу его в курс внесенных изменений, объясняю, почему они были сделаны, заканчиваю разговор и возвращаюсь в кухню. Сейдж уже пьет кофе и внимательно читает первую страницу дела Райнера Хартманна.

— Что ты делаешь? — восклицаю я. — Это секретная информация!

Она поднимает голову — олененок, попавший в свет автомобильных фар.

— Хотела посмотреть, смогу ли я его узнать.

Я хватаю папку. Я не имею права показывать ей дело Райнера, она гражданское лицо, но все же открываю первую страницу, где указаны имя, адрес, дата рождения, группа крови и есть фотография.

— Смотри, — предлагаю я взглянуть на снимок: волосы на пробор, блеклые глаза, которые и разглядеть нельзя.

— Он совершенно не похож на нынешнего Джозефа, — бормочет Сейдж. — Не знаю, смогла бы я узнать его во время опознания.

— Что ж, — отвечаю я, — будем надеяться, что твоя бабушка другого мнения.

Однажды мой историк, Шимран, принес снимок Анжелины Джоли. Фото было сделано айфоном на одной из вечеринок. Повсюду висели воздушные шарики, на столе именинный пирог, а на переднем плане надувала губы Анжелина.