Книга Рунная магия - Джоанн Харрис

Один услышал это и подумал: «Свершилось».

В другой части равнины ваны услышали это и приготовились встретить Конец Всего.

В Нижнем мире асы услышали это, когда тень черной птицы вновь начала опускаться. Продолжая цепляться за выступ скалы — единственное, что оставалось твердого, насколько простирался их взгляд, — они ощутили приближение Хаоса как пронзительно орущий черный ветер и снова отступили, продолжая метать мысли-стрелы в непроницаемую черную утробу твари, пока не прижались к вратам, что отделяли один мир от другого, и спинами не ощутили твердую поверхность.

Локи успел подумать: «Чертовы врата сейчас не выдержат», прежде чем те внезапно поддались и он спиной вперед полетел в поток.

Живой глаз Хель распахнулся во внезапном понимании и остановился на стрелках часов смерти, которые вновь начали двигаться. Она едва успела подумать: «Боги, что я наделала?» — как ударила волна, и в тот же миг пустыня погрузилась в Сон.

Мир Сна вообще едва ли является миром, скорее, скоплением возможных миров; миром, в котором материки меняются так же легко, как песчаные берега стремительной реки, и все всегда не то, чем оно кажется.

Сама река в действительности ничуть не похожа на реку. Хотя с виду она длиной и шириной, как река, течет в ней не вода, а что-то странно изменчивое, сверкающее, подвижное, почти живое, готовое обрести форму при соприкосновении со случайной мыслью.

Во Сне не чувствуешь расстояния, как не чувствуешь масштаба или времени. Территория Сна строго нейтральна, как и территория Смерти. Сон существует равно в Порядке и Хаосе, в нем выполняются либо все законы, либо ни один из них. Как и Нижний мир, Сон выше всего этого, и, как Нижний мир, он разный для всех существ, которые попадают под его влияние.

Здесь, в истоке, он может быть смертелен.

Локи упал в сон о змеях и начал опускаться, борясь и задыхаясь.

Тор упал в сон о том, как совершенно голый явился на важный прием. Там прекрасная женщина с цветами вместо глаз и двумя ртами, полными хищных зубов, произносила речь на языке, которого он не понимал, но должен был ответить.

Фригг снилась женщина, немолодая и некрасивая, но благородная и полная тихой силы. На ней было простое домотканое платье. Одна ее щека была расцарапана и испачкана грязью. Женщина закатала рукав, и Мать богов увидела чары на ее руке, еще слабые, но заметно растущие. Она протянула ей ладонь…

Мэдди приснилась парящая скала, и она вскарабкалась по ней в другой сон. Она вернулась в Мэлбри, на холм Красной Лошади, на склоне которого цвел дрок. Одноглазый сидел рядом, не Один, а прежний Одноглазый, каким она узнала его. Он наблюдал за ней со своей редкой улыбкой.

«Одноглазый!» — с облегчением крикнула Мэдди и внезапно поняла, что все, что случилось в последние несколько дней, было просто очередным сном, кошмаром, от которого она очнулась.

Девочка протянула руки к старому другу, но тот предостерег ее, выставив ладонь.

«Будь осторожна, — сказал он. — Здесь ты в безопасности. Но не касайся никого, кого встретишь, если хочешь остаться собой. Сегодня в воздухе что-то странное…»

«Мне снилось, что ты умер», — произнесла Мэдди.

Одноглазый пожал плечами.

«Это было бы не впервые. А сейчас мне пора. В Пог-Хилле сбор урожая, и я обещал заглянуть…»

«Но ты же вернешься, правда?» — спросила она.

«Конечно, между Бельтайном и жнивнем. Ищи меня в снах».

Одину снился его сын Тор. Он сознавал, что это лишь сон, и все же видел Тора удивительно ясно. Один скользнул под поверхность сна, в котором сын сидел под деревом в прежнем Асгарде и наблюдал, как облака мчатся мимо. У Одина оба глаза еще оставались на месте, и Локи пока не впал в немилость (ну, по крайней мере, не больше, чем обычно), и Мэдди, хоть еще и не рожденная, стояла рядом, и Фригг была там, и Ёрд, мать Тора, и сам Тор. Все были такими, как пятьсот лет назад.

«Все потому, что ты умер, папа», — сказал Тор, словно прочтя его мысли.

«Умер? — удивился Один. — Но это же…»

«Взгляни правде в лицо, — ласково продолжал Тор. — Твои глаза… это место… мы… разве может быть иное объяснение?»

«Ну, возможно, я сплю», — предположил Один.

«Ты всегда был сновидцем», — заметил Тор.

Сейчас, скользнув глубже в сон, Один вдруг услышал, как Локи зовет на помощь, и понял, что Локи где-то в другом сне и что сон Локи убивает его.

«Я должен помочь Локи», — произнес Один.

«Оставь его, — откликнулся Тор. — Он заслуживает смерти».

«Он освободил вас из Нижнего мира», — возразил Один.

«Освободил нас, только чтобы спасти свою шкуру!»

Весьма похоже на Локи, подумал Один. С начала Древнего века Локи помогал богам только тогда, когда сам навлекал беду. И все же разве Один не знал этого? И разве в своем высокомерии не стремился постыдно винить Локи за собственные ошибки?

В соседнем сне кричал Локи. Как близко, подумал Один. Надо только протянуть руку…

«Если ты это сделаешь, — предупредил Тор, — то я не отвечаю за сохранность этого места. Что лучше: умереть здесь, в окружении любимых, в месте, которое осталось лишь в снах, или умереть в Хель, побежденным, в то время как мир рушится вокруг? Выбор за тобой, папа, но стоит ли его Локи?»

«Он мой брат», — напомнил Один.

«Ты не умеешь учиться на своих ошибках, верно?» — спросил Тор.

Один улыбнулся и протянул руку.

Сахарку снилось свиное жаркое, и он приоткрыл один глаз на случай, если Толстуха Лиззи проплывет мимо.

Дориану снилась Этель Парсон. «Ты всегда была слишком хороша для меня, — думал он, — а теперь…» Теперь Этель — это две женщины в одной: одна — убогая пасторская жена, другая — женщина почти ослепительной красоты, изредка мелькавшая перед его глазами, пока они приближались к цели. Обе Этельберты стояли затылком к затылку, подобно Янусу: одна смотрела вперед, другая ласково смотрела назад.

«Не бросай меня», — попросил Дориан.

«Тогда возьми меня за руку», — ответили две-в-одной.

И, протянув к ним руку, Дориан увидел вместо них мужчину, здоровенного рыжебородого мужчину, чьи руки, хоть большие, отнюдь не были неуклюжими и чье лицо ему показалось знакомым. На мгновение он замер…

Толстуха Лиззи видела во сне Дориана Скаттергуда и вздыхала.

Рожденная Наполовину Хель никогда не спала. Сны — для тех, кто ниже ее, к тому же она слишком долго прожила рядом со Сном, чтобы подчиняться его приливам и капризам. По ее слову выросла крепость, и она удалилась вместе с Бальдром в одну из самых высоких башен, чтобы удобнее было наблюдать за происходящим.