Книга Последний рубеж - Андрей Стерхов

Но только тот, кто хочет найти, тот обязательно найдет.

В одном из абсолютно ничем не примечательных проулков Харднетт все-таки обнаружил чудом сохранившийся подвальчик, и название и внешний вид которого наводили на мысль, что здесь должна, просто обязана быть местная кухня. Заведение называлось «Даншунго ахмтаго», что в грубом переводе означало – «Не оттащишь за уши».

По старой привычке Харднетт направился к дальнему столику, как лихо пущенный бильярдный шар – от двери к стойке и по диагонали в угол. Пристроив баул на один стул, полковник уселся на второй и в ожидании официанта окинул взглядом помещение. Особо не впечатлило: потрескавшиеся стекла окон, потолок в разводах, интерьер старый, оборудование допотопное, мебель – тоже не ахти. Ножки стула, к примеру, погрызены крысами и расползаются – того и гляди рухнешь на почерневшие от времени доски пола.

Беда!

Но, в общем и целом, если закрыть глаза на все эти изъяны и не привередничать, терпимо. Во всяком случае, полы подметены, мухи над головой не барражируют, и скатерть на столе лежит хоть и помятая, но стираная.

Что заказать, Харднетт толком не знал. В потрепанном меню значились названия различных национальных блюд (шарруак, ждобо, догшангоррдиен, андбго по-ламтски и тому подобное), но без пробы соотнести с чем-то вкусным эти труднопроизносимые названия было невозможно. Когда официантка, разбитная бабенка с задорной попкой, замерла в ожидании заказа, землянин поступил просто. Кивнул в сторону соседнего столика, где хмурый полицейский хлебал из глубокой миски аппетитно пахнущее варево, и попросил:

– То же самое.

– Что будете пить? – поинтересовалась официантка, не удостоив взглядом.

С губ так и просилось легендарное «водку-мартини, взболтать, но не смешивать», но сдержался и заказал стаканчик местной отравы из губчатой настырницы.

Знакомство с национальной аррагейской кухней едва не закончилось, не успев начаться. И все из-за того, что никакого хлеба Харднетту не подали, а вместо него принесли пучок желтоватых стеблей. Вкус этих невзрачных мягких палочек оказался мучной, то есть практически никакой. Поэтому полковник макнул их в предусмотрительно выставленную плошку с красным соусом. А когда надкусил, во рту случилось адово пекло и по телу такая судорога прошла, будто схватился за оголенный провод. Отдышавшись, Харднетт вытер невольные слезы и стал энергично наяривать похлебку. Думал погасить пожар. Погасил. Но через пять ложек сообразил, зачем Грин подсунул соль. Кинув в тарелку несколько щепоток, мысленно поблагодарил майора за заботу.

Отужинав, задерживаться дольше необходимого не стал. Попросил счет и бутылку на вынос. Официантка управилась быстро. Принесла бутыль, молча, не пересчитывая, приняла плату, и, покачивая крутыми бедрами, удалилась восвояси. «А сдачу?!» – хотел крикнуть ей в спину не столько обиженный, сколько озадаченный такой наглостью землянин. Но не крикнул.

«Черт с ней, – подумал. – Пусть подавится».

Вставая, опрокинул стул, поднимать не стал и похромал на выход, не оборачиваясь. Поэтому и не увидел, каким взглядом провожает его наглая официантка.

А провожала она его взглядом тигрицы, изготовившейся к прыжку.

Выйдя на улицу, Харднетт увидел, что ночь окончательно накрыла город: лавки закрылись, людской гомон стих, свет в окнах погас, улицы перешли во власть крыс, воров и проституток.

Количество жриц любви полковника просто поразило. Особенно много их оказалось на бульваре Ста борцов за демократию.

Первой стала клеиться неопрятная старая тетка со слипшимися от пота волосами и невероятно длинной сигарой во рту. Ярко-зеленую помаду она по пьяному делу нанесла мимо губ, поэтому походила на жабу. И вот эта вот смолящая жаба подскочила, стала дергать за рукав, а на вопрос «Чего надо?» вытащила сигару изо рта, облизала ее воспаленным языком и предложила расслабиться. «Знаем мы ваше “расслабиться”, – недобро глядя на нее, подумал Харднетт. – Уходили крестоносцы за гробом Господним, а возвращались с болезнями непотребными». И грубо отпихнул тетку. Пихнул не сильно, но та на ногах не удержалась, плюхнулась на зад возле тумбы со следами прошлогодних афиш и разразилась отборной руганью. А через несколько шагов вынырнула из тени малолетка. Чистенькая. Кудрявая. Сущий ангел. Эта сама передумала, едва Харднетт повернул к ней свое лицо. Вернее, как раз не свое. Увидев страшную харю с переломанным носом, бедняжка ойкнула и отскочила назад, в тень. «Как в сказке о слепой принцессе, прозревшей после поцелуя дракона, – усмехнулся Харднетт. – Увидев дракона, девочка стала глухонемой». И прибавил шагу.

Через три квартала свернул и пошел к музею альтернативным путем – проулками и дворами. В одном из таких глухих дворов на него и напали. Вернее сказать, он сам дал на себя напасть.

То, что за ним следят, полковник почувствовал сразу как только оставил бульвар. Для проверки ускорился. Слежка превратилась в преследование. А когда побежал – в погоню. Каблуки за спиной так и застучали. По звуку Харднетт легко определил, что преследователей двое. Мужчина и женщина. И решил в «воров и сыщиков» не играть, а разобраться незамедлительно. Тут же свернул в ближайшую подворотню и, залетев в слабо освещенный двор, метнулся к каменному забору. Чтобы не окружили, прижался к забору спиной, скинул баул с плеча и, просунув руку в складки балахона, сжал рукоятку пистолета.

Ждать пришлось недолго.

Секунд через пятнадцать под тусклый свет заляпанного мотылями фонаря выскочил молодой, лет двадцати от роду, парень. Экземпляр был так себе – не Аполлон: впалая грудь, обритая голова, перекошенный рот и родимое пятно на полщеки. Скрывая страх за напускной удалью, он ткнул в полковника стволом автоматической винтовки М-86 и замер в ожидании. Когда подоспела запыхавшаяся подружка, спросил у нее, не оборачиваясь:

– Точно он?

Женщина, которой оказалась та самая разбитная официантка из «Не оттащишь за уши», выглянула из-за его плеча и подтвердила на выдохе:

– Точно. Он.

– Гони соль! – потребовал юнец хриплым от волнения голосом.

– А у тебя есть на этот ствол разрешение Земной стрелковой ассоциации? – спросил Харднетт на всеобщем и захохотал. Было отчего. Думал, что местные спецслужбы озаботились. Оказалось, банальный гоп-стоп.

Услышав иноземную речь, грабитель впал в ступор, и полковник воспользовался этим на полную катушку. Не переставая смеяться, ударом снизу по стволу выбил оружие из рук парня. Винтовка совершила кульбит и через мгновение поменяла хозяина. Стрелять Харднетт не стал. Продолжая удерживать винтовку за ствол, резким и сильным тычком перенес лицо парня на приклад – на! И все. Незадачливый налетчик мешком повалился на камни и умер. Точнее – умер, а потом повалился. Пнув его ногой, Харднетт убедился, что все кончено, оборвал смех и обернулся к официантке. Та смотрела на него взглядом загнанной к флажкам волчицы. Отчаянно зло. Но вдруг охнула по-бабьи, закрыла от страха глаза и, судя по всему, собралась заголосить. Харднетт не позволил. Накоротке размахнулся и все тем же прикладом проломил дурной тетке висок. Раздался треск, пробитая голова дернулась, и наводчица замертво рухнула на своего дружка.