Книга Чаша и крест - Нэнси Бильо

Это случилось во время третьей схватки. Я сделала слишком низкий выпад, споткнулась и растянулась на полу, больно ударившись спиной. Из туго стянутых волос вылетели шпильки, и вся прическа рассыпалась по плечам.

— Очень больно? — спросил Жаккард, опустившись передо мной на колени.

Я покачала головой, хотя встать сразу же у меня не получилось. От резкого удара перехватило дыхание.

Внезапно Жаккард собрал в ладони мои волосы и задумчиво проговорил:

— А ведь я сказал госпоже Грисуолд чистую правду: вы и впрямь настоящая красавица.

Я резко отпрянула и как безумная попыталась немедленно отползти подальше в сторону.

Жаккард тяжело вздохнул.

— Когда вы наконец перестанете меня бояться? — спросил он. — Всякий раз, когда я прикасаюсь к вам, вы застываете, как замороженная. Но ведь предполагается, что мы с вами муж и жена. И между прочим, должны убедить в этом всех остальных на корабле, а там будет очень тесно.

Я подобрала свой кинжал и встала.

— Я постараюсь… но должна вас предупредить: не обольщайтесь и не стройте иллюзий. Близости между нами не будет.

Вертя в руке кинжал, Ролин медленно подошел ко мне:

— Почему же? Я умею быть очень нежным. Вы думаете, мы не знаем, как вы плакали всю ночь по своему утраченному монашку? А я мог бы вас утешить, помочь вам излечиться от этого недуга.

— Я никогда от этого не излечусь, как вы изволили выразиться. А уж тем более ни за что на свете не прибегну к вашей помощи.

И, не дожидаясь, что он на это скажет, я вышла из комнаты, все еще сжимая в руке кинжал. Отправилась прямиком в спальню, закрыла за собой дверь и заперлась на ключ.

Только этого мне еще не хватало! Жаккард никогда прежде не делал подобных поползновений и ни разу не давал мне понять, что я привлекаю его как женщина. Честно говоря, я с самого начала боялась, что, играя роль замужней дамы, попаду в какое-нибудь нелепое или двусмысленное положение. Правда, Юстас Шапуи лично уверял меня, что ни малейшей опасности нет.

— Вашей добродетели ничего не угрожает, — ворковал он.

Но Шапуи сейчас в Антверпене, а мы с Жаккардом Ролином делаем одно общее дело, и он только что предложил мне лечь с ним в постель так естественно и непринужденно, будто речь шла о совместной загородной прогулке.

Я лежала на кровати, и перед глазами невольно возник образ Эдмунда. Теперь, когда прошло время, я с еще большей ясностью поняла, что женитьба ему только повредила бы. Свою жизнь он должен посвятить одному лишь Богу, именно в этом истинное его призвание. Чувство, которое мы испытывали друг к другу, по природе своей сугубо земное, и нам нельзя было поддаваться ему. А мне сейчас ничего не остается, как только молиться об успехе своей миссии. Я услышу наконец третье пророчество и буду знать, что нужно делать, чтобы остановить безумства Генриха VIII. А когда государство будет восстановлено в прежнем виде, мы с Эдмундом сможем вернуться к той целомудренной жизни, которой желали всей душой, к жизни в доминиканском монастыре.

В моей комнатке имелось всего одно маленькое оконце, и жара этой июльской ночью была просто невыносимая. С каждым часом становилось все более душно. Ночная сорочка на мне взмокла от пота. Было очень неприятно, словно я и не христианка вовсе, а какое-то животное. За окном стояла тишина, не слышно было ни звука. Жители Сент-Полс-роу строго соблюдали предписание не выходить из дома в темное время суток. На нашей улице было мало деревьев, и в окошко не долетало даже пение ночных птиц. Поэтому, когда послышались странные звуки, я сразу их уловила.

Сначала мне показалось, что это мяукает голодный котенок. Но звуки становились все громче, все отчаянней, и я подумала, что это орет уличная кошка, может быть, даже не одна. Я встала с постели и подошла к двери. Меня охватила растущая тревога: я уже не сомневалась: где-то неподалеку скулит и повизгивает какой-то человек. Скорей всего, женщина, и женщине этой очень больно. В доме нынче ночью никого, кроме Нелли, не было — шагов Жаккарда, обычно ночующего в соседней спальне, я не слышала. Вообще-то, Нелли не была моей служанкой, как Кити, например: она служила Шапуи. Но я чувствовала свою ответственность за то, чтобы с юной девушкой не случилось ничего дурного. В одной лишь ночной сорочке, вооружившись тупым кинжалом, я отперла дверь и двинулась вперед, намереваясь найти источник загадочных звуков.

Стоя на верхней площадке возле лестницы, я уже абсолютно точно могла сказать, что это не кошка: голос был явно женский. Неужели Нелли? До меня доносились хриплое дыхание и стоны, словно кто-то сильно страдал от боли. Мне стало страшно. Я осторожно спустилась вниз. Стоны почему-то повторялись в определенном ритме. Казалось, боль, которую переживает эта женщина, не усиливается, но и не проходит.

Как можно тише я подкралась к спальне Нелли, расположенной рядом с кухней. Звуки определенно раздавались внутри. Я уже коснулась двери и хотела было толкнуть ее, как вдруг из комнаты донесся еще чей-то голос:

— Вот так… Да, да… Вот так… Так… Еще… Еще…

Я узнала шепот Жаккарда.

В ужасе я бросилась прочь и в спешке уронила на пол кинжал. Поднимать его не стала, не хотела терять ни секунды на поиски его в темноте. Как теперь я буду смотреть Жаккарду и Нелли в глаза?

Вбежав в спальню, я заперла дверь. Снова растянулась на влажных простынях и молила Бога послать мне сон. Наконец дремота одолела меня, и утром я проспала дольше, чем обычно.

Одеваясь, я услышала снизу чьи-то голоса. Кажется, Жаккард что-то спокойно обсуждал с сеньором Хантарасом, а Нелли накрывала на стол, ставила перед ними хлеб и утренний эль. Хантарас приходил в этот дом регулярно, но обычно по ночам. Смуглое лицо выдавало в нем чужеземца, а после того как повсюду распространились слухи о надвигающейся войне, лондонцы стали относиться к иностранцам как никогда подозрительно и даже враждебно.

— Позвольте пожелать вам доброго утра, — проговорил, увидев меня, Хантарас с обычной своей учтивостью.

Я бросила взгляд на пол. Кинжала возле двери Нелли не было. Служанка упорно отводила глаза.

Наконец сеньор Хантарас ушел.

— Господин Ролин, — сказала я, — можно поговорить с вами с глазу на глаз?

— Конечно.

Жаккард встал, отряхнул с камзола крошки хлеба. В уголках его карих глаз сверкнули искорки.

Как только мы оказались там, где нас не могла слышать Нелли, я повернулась в нему:

— Сударь, вы ведете себя бесстыдно, и я требую немедленно это прекратить.

— Потрудитесь объяснить, что вы имеете в виду, — ответил он. — А то, признаться, я в последнее время много чего натворил.

— Мало того, что вы совратили служанку, так теперь еще превращаете это в предмет насмешки! — Голос мой дрожал от возмущения. — Это отвратительно. — Я сделала выразительную паузу и заключила: — И сами вы мне отвратительны.