Книга Новая Россия в постели - Эдуард Тополь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Издательство «АСТ».
Главная редакция, Эдуарду Тополю.
ЧИТАТЕЛИ — ЭДУАРДУ ТОПОЛЮ
и
«Здравствуйте, мой любимый писатель! Сейчас вы будете заливисто смеяться — „Россию в постели“ я прочитала в пенсионном возрасте. Наконец-то до меня дошел смысл выражения „Вы бы знали, какая она в постели…“ Я всю жизнь ломала над этим голову, а тут вдруг ваша книга. Кстати, я не одна такая. Моя подруга (на десяток лет моложе) тоже до последнего времени была убеждена, что браки заключаются исключительно для того, чтобы сообща обсуждать прочитанную литературу. Ну а уж если нельзя обойтись без „того самого“, то можно и потерпеть. „Россию“ мы с ней читали по очереди, и обе, конечно, были в шоке. Жизнь показалась убогой — что-то большое, возможно, самое главное, осталось в стороне…
В этом году у вас, кажется, юбилей. Сердечно поздравляем вас, желаем новых творческих достижений, а нам — встреч с вашими замечательными книгами. У вас все темы здорово получаются, напишите еще что-нибудь лирическое, для души…»
«Здравствуйте, Эдуард! Пишет преданный Вашему творчеству читатель. Первый раз я с Вами познакомился летом, когда в руки попала книга „Россия в постели“. Прочитав ее, я был в восторге. Не буду писать, что меня потрясло в этой книге, так как прочитал несколько Ваших книг и могу выразить свое мнение о всех прочитанных.
В Ваших книгах меня прельщает стиль, простота слов. В некоторых местах, когда читаешь книгу, мурашки по телу идут. Я даже, читая Вашу книгу, раза два проезжал свою остановку. Дочитывая Вашу книгу, знаешь, что у меня в запасе лежат на полке еще несколько непрочитанных Ваших книг, и на душе становится теплее. На сегодняшний день у меня четырнадцать Ваших книг. Дорожу ими. В заключение хочу пожелать Вам здоровья крепкого, желания писать удивительные книги. Помните, Ваши книги дают стимул к жизни, душа раскрывается и, когда встречаешься с недобрым, то Ваши книги помогают не унывать и продолжать видеть в жизни светлое и доброе. Может быть, это звучит очень возвышенно, но это так. Я пишу то, что думаю.
Сергей. Подмосковье»
* * *
«Уважаемый Эдуард Тополь! Когда я прочитала одну из Ваших книг, возник интерес ко всему Вашему творчеству. Брала все, что попадалось, и в результате прочла все, даже Ваши сценарии к фильмам. Отчего такой интерес? Я отвечу. Мне нравится ваш стиль, то, как Вы излагаете мысль, одним словом — Ваш язык. При чтении уже одно это доставляет удовольствие. «Игра в кино» — это книга, которую я прочла, не отрываясь… Сейчас читаю «Жизнь, как роман» и мне кажется, что Вы стали близким мне человеком, с которым я все с большим удовольствием делю свой досуг. Ваши рассказы и очерки трогают до глубины души. Я даже приняла Вашу «Россию в постели», правда, с оговорками автора в предисловии. Вы правы, что эта книга лечит. Я иногда ее перечитываю, ложась в постель к мужу, чтобы поднять себе настроение…
Людмила, 51 год, Казахстан»
* * *
«Здравствуйте! Пишет Вам поклонник Вашего творчества. Еще в институте я прочитал Ваш пятитомник. Большинство произведений мне чрезвычайно понравились. С тех пор я стараюсь покупать все Ваши книги. Ни одна из прочитанных мной ранее книг так не затягивала меня в свои сюжет и не заставляла переживать все события, будто они происходят совсем рядом, как Ваши книги. Особенно удачны, на мой взгляд, те Ваши произведения, которые были написаны ранее — «Журналист для Брежнева», «Красная площадь», «Московский полет» и пр. — они цепляют за душу и уносят тебя в другой мир (а скорее, в другое время). Роман читается на одном дыхании и, в конце, когда возвращаешься обратно в настоящее время, долго сидишь и вспоминаешь пережитое. К следующему роману можно переходить не ранее, чем на следующий день, когда впечатления от предыдущего романа немного сгладятся…
Александр, 24 года, Москва»
* * *
Черт возьми! Все-таки я дожил, дожил до ваших писем! Каждый раз, когда из России доходит до меня такое письмо, я — признаюсь — читаю его чуть ли не со слезами на глазах и «мурашки по телу идут», как выразился один из моих корреспондентов. И почему-то каждый раз уже на третьей — пятой строке такого письма я вспоминаю Сережу Довлатова. Сразу оговорюсь: мы не были ни близкими друзьями, ни приятелями. Мы как бы сосуществовали в бурном мирке русско-эмигрантской нью-йоркской колонии начала восьмидесятых и даже слегка конкурировали — он при полном безденежье и на голом энтузиазме создавал и редактировал «Нового американца», а я — первое в США русское радио и телевидение. Но энергично растрачивая себя на эти (и многие другие) благоглупости, мы при случайных встречах каким-то внутренним чутьем опознавали друг в друге не только соперников за подписчиков, но и что-то иное, надревностное. Так два судна, встречаясь в море, приветствуют друг друга вежливыми гудками, но избегают более тесного сближения. Высокий, крупный и почти всегда окруженный Вайлем, Генисом и Меттером, Сережа поверх голов этой свиты, ревниво игравшей своего короля, протягивал руку: «Здравствуйте!». Да, мы были на вы, хотя в эмиграции все переходят на ты еще до того, как узнают ваше имя. Но именно потому наше вы было между нами знаком и символом взаимного внимания. И еще одним крохотным нюансом объяснилось его «поверх барьеров» дружелюбие — моим неучастием во всеобщей погоне за постоянной зарплатой. Обремененный семьей, Сергей не мог позволить себе моей свободы жить на доллар в день и вынужден был пробиваться в рабство поденщины на иной «Свободе» — там, в вестибюле и коридорах этой радиостанции, новоявленным журналистам-эмигрантам нужно было отсиживать часами, а то и сутками в ожидании, пока замшелые (но зато штатные со времен Второй мировой войны) короли антисоветского эфира кинут тебе возможность «на подхват» заработать полсотни баксов минутной передачей или радиокомментаторством.
Меня не было в той потной очереди, я, бессемейный, мог позволить себе роскошь жить на те двадцать долларов в неделю, которые мне платили за рассказы в «Новом русском слове».
Потом, когда обанкротилось первое русское радио в Нью-Йорке и лопнул «Новый американец», мы перестали и случайно встречаться, разошлись разными курсами — Довлатов, помимо принудительной «Свободы», обрел вторую и куда более приятную гавань в элитарном американском журнале «Ньюйоркер», а я — уже на книжные гонорары — обзавелся семьей, дочкой и возможностью жить во Флориде, Торонто, Бостоне. Мы не виделись годы, даже, кажется, десятилетие.
Но когда мне позвонили в Бостон и сказали, что в Нью-Йорке умер Довлатов, меня как контузило — у меня было остро-сквозное ощущение, что бомба разорвалась рядом со мной, в соседнем окопе. Помню, я жил с этим ощущением неделю, месяц, полгода… Потом это, конечно, зажило и растворилось в буднях — выныривая из-под крыла смерти, мы в первые минуты пронзительно и свежо ощущаем истинную ценность жизни, а потом еще быстрее впадаем в инфантильную беспечность и тратим эту бесценную жизнь хрен знает на что.
