Книга Больше, чем товарищи по кораблю - Филиппа Янг

безмолвный разговор. "Что?"

"Мы поговорим о том, что ты будешь делать дальше, когда ты вернешься в марте", — мягко говорит мама.

"Но…"

"Это не обсуждается", — твердо говорит папа, и оба смягчают удар словами "мы тебя любим", прежде чем звонок прерывается.

Я звоню сестре, но она не отвечает. Я бросаю телефон на матрас и вытаскиваю чемодан из-под кровати, расстегиваю молнию и нахожу одинокую пару джинсов. Я открываю несколько ящиков и начинаю закидывать туда свои вещи.

Мой телефон начинает звонить. На секунду мне кажется, что это могут быть мои родители, решившие поговорить более спокойно, но меня охватывает ужас, когда я вижу, что звонит Лоуренс. Недолго пришлось ждать. И, поскольку я не могу ненавидеть себя больше, чем уже ненавижу, я отвечаю на звонок.

"Лиззи, — резко говорит он, не давая мне и слова вставить, — что это я слышу про твоё увольнение?"

«Я…»

"Не знаю, почему ты думаешь, что я возьму тебя обратно. Твоё резюме — полное дерьмо.".

"Отвали, Лоуренс".

"У тебя было три работы…"

Он изображает снобистский голос интервьюера.

"Все до двадцати двух лет. Хм, и с какой из них ты не ушла?"

Я не даю ему возможности отреагировать.

"То, что ты постоянно убегаешь не сделает тебя счастливой, Лиззи. Вопреки твоему мнению, трава не всегда зеленее. Иногда она грязная и покрыта кучами коровьего дерьма, но ты должна продолжать идти, чтобы добраться до вершины холма".

"Это доктор Сьюз?"

"Ты не уйдешь. Я никогда не позволю тебе пережить это, если ты снова это сделаешь".

"Но для меня здесь больше ничего нет".

"Жестоко. Создай здесь что-то для себя".

"Это не так просто".

"Да ты что? Или ты просто делаешь все сложнее, чем нужно?"

Я спешу придумать ответ, но ничего не приходит достаточно быстро.

"Скажите мне честно, если бы ты пришла домой в понедельник, а люди спросили бы тебя: "Как прошел круиз на корабле? Твоя мама сказала, что ты развлекала людей по всему Карибскому бассейну! а тебе придется посмотреть им в глаза и сказать, что ты уволилась, ты будешь хорошо себя чувствовать?"

"Она никому не рассказала".

Я уклонилась от его допроса.

"Конечно, рассказала! Она рассказывает всем, кто слушает, и папе тоже. Они не хотят об этом молчать".

"Зачем им это делать?"

"Потому что они гордятся тобой! Мы все гордимся! Единственный, кто не гордится, — это ты, и мне надоели эти твои "горе мне", которые ты несешь каждый раз, когда что-то идет не по твоему сценарию. Ты больше не ребенок. Я не собираюсь спасать тебя в этот раз".

На линии воцаряется тишина. В его словах много правды, но я не хочу ее слышать. Все оправдания, которые я хочу привести, заставляют меня звучать как маленькую плаксивую сучку с комплексом жертвы: «Ты не знаешь, каково это — жить в твоей тени»; «Тебе-то хорошо — ты никогда не сталкивался ни с какими трудностями»..

" Я не отказываюсь от театральной школы", — наконец пробормотала я.

"А что, если ты пойдешь в одну из этих школ и у тебя там начнутся проблемы? Ты просто уйдешь, да?"

"Нет, все будет по-другому. Мне там понравится".

"Ты говорила то же самое об этой работе, а теперь посмотри, где ты. Не прошло и трех месяцев, а ты уже хочешь все бросить. Я все время говорил маме и папе, что это случится, если они будут мягки с тобой. Они сделали тебя слабой".

"Я не слабая!" — кричу я.

"Нет, ты слабая! И пришло время стать жестче. Мир не идеален, и ты тоже".

"Я тебя ненавижу".

Он смеется — действительно смеется.

"О, я знаю. Знаешь, почему я тебе не нравлюсь?"

"Потому что ты мудак".

"Потому что я единственный в этой семье, кто относится к тебе как к взрослому человеку, а ты воспринимаешь все, что не относится к тебе, как злобу. Я не понимаю, как всего несколько недель назад ты рассказывала нам, как тебе там нравится, а теперь звонишь и говоришь, что тебе там не только больше не нравится, но и что ты ненавидишь его так сильно, что хочешь уехать. Клянусь Богом, если это снова как-то связано с парнем…"

"Это не имеет никакого отношения к никаким парням", — огрызаюсь я.

"Ага."

"Не имеет!"

"Докажи это."

"Я не должна тебе ничего доказывать".

"Не должна мне, но должна себе".

Он ошибается. Он ничего обо мне не знает. Он никогда меня не знал.

"Иди на хер.", — приказывает он, прежде чем повесить трубку.

Да пошел он. К черту всех.

Я открываю свой гардероб, собираю все вещи и бросаю их в чемодан, вешалки и все остальное. Он мне на хрен не нужен. Я справлюсь без него. Он увидит. Я двигаюсь к полкам, хватаю охапки одежды и добавляю их в растущую кучу.

Я найду работу в Лондоне. Я найду дешевую комнату. На этот раз у меня все получится. Я знаю, что у меня получится. Я должна, потому что если я не смогу…

Я падаю на пол перед всеми своими вещами, и свежее расстройство снова льется из моих глаз. Я уже настолько привыкла к этому, что жжение даже не пугает меня.

Если я снова не справлюсь, мне придется окончательно смириться с тем, что я никогда ничего не добьюсь.

Глава 29

Том

"Какого черта ты натворил?"

Я раздраженно говорю в телефон, вытирая конденсат с пластикового стаканчика, в котором был мой коктейль.

"Прости, что?"

Даже при словесном нападении он остается вежливым. Британец.

"Элиза уезжает".

Я притворился, что не заметил ее полный чемодан, когда пришел за ней на завтрак сегодня утром, но с тех пор у меня голова идет кругом.

Харви торопливо произносит слова.

"Почему она уезжает? Что я натворил? Она что-то рассказала об этом?"

"Я ошибалась насчет него", — говорю я, изо всех сил изображая ее.

"Все было хорошо. Она должна была позвонить мне во вторник… Я просто подумал, что она занята".

"Ну, если она слышала половину того дерьма, которое слышал я о тебе с тех пор, как здесь появилась эта новая толпа, то я не удивлен".

"О чем ты?"

"Чувак! Был ли кто-нибудь, кого ты не трахал на своем последнем контракте?"

Он вздыхает.

"Ты можешь заставить ее позвонить мне? Или просто… отведи ее в интернет-кафе. Пожалуйста." Его голос требователен.

"Я могу попробовать".

Он вздыхает, а я делаю глоток своего напитка и снова смотрю в окно. Я решаю немного смягчить