Книга Расцвет и упадок цивилизации (сборник) - Александр Александрович Любищев

члена во всеславянскую федерацию, а как с гегемоном славянского мира («славянские ручьи сольются в русском море»), что вовсе не вызывает восторга у большинства славян; 5) купол православия: «крест на святую Софию».

Казалось бы, разбирая все доводы, следовало бы признать, что всего больше прав на обладание Константинополем имеет Греция. Греки основали Византию, там и сейчас много греков, греки – исконно православные, и святая София построена греками. Обладание Константинополем греками не вызывает никакого беспокойства в Западной Европе. Оно не является опасным и для России, поскольку Греция – малая страна, получение Константинополя – предел ее мечтаний. Странно, что этот проект, кажется, никем не выдвигался. Выдвигался Н. Я. Данилевским (в его книге «Россия и Европа», книге, которую в целом очень одобряет Достоевский) проект того, чтобы Константинополь стал общим городом всех восточных народностей, что решительно осуждает Достоевский (стр. 381). Он соглашается с Данилевским, что Константинополь не может стать вольным городом, вроде как прежде, например, Краков[202], «не рискуя сделаться гнездом всякой гадости, интриги, убежищем всех заговорщиков всего мира, добычей жидов, спекулянтов и проч.» (!) Данилевский считает, что для России единоличное обладание Константинополем «будет искусительно… и возбудит в ней дурные завоевательные инстинкты», и потому он склонен к тому, чтобы оставить пока Константинополь за Турцией (стр. 385). По мнению же Достоевского, Константинополь должен быть наш, так как (стр. 383): «Константинополь есть центр восточного мира, а духовный центр восточного мира и глава его есть Россия». Через несколько лет, перед самой смертью, в январе 1881 года, Достоевский как будто забывает Восток в смысле противоположения Западной Европе и по поводу взятия Скобелевым[203]Геок-Тепе говорит об экспансии России в Азию и даже рекомендует позабыть неблагодарную Европу, которой Россия последние века непрерывно служила и заслужила только черствую неблагодарность (стр. 540–541). Здесь он уже говорит о цивилизаторской миссии России в Азии и высказывает здравые идеи о необходимости строительства железных дорог в Сибирь и Среднюю Азию (стр. 544), что тогда вызывало сопротивление большинства недальновидных людей. В конце XIX века эти проекты были осуществлены крупнейшим нашим государственным деятелем Витте. Но эта программа не имеет никакого отношения к спору православия с католичеством.

6) Католический заговор. Но вернемся в Европу. Та война, которую с такой уверенностью пророчествовал Достоевский, к счастью, не состоялась. Правительство Александра II уступило Западу в вопросе о Константинополе. Но полезно рассмотреть подробнее эту ошибку Достоевского. Она связана с его религиозными взглядами и считается весьма реакционной. Почему? Для большинства марксистов потому, что Достоевский был не только религиозным православным человеком, но поддерживал православие именно в его сложившейся в России форме, как поддержку самодержавного режима. Но есть и другая сторона – фанатическая ненависть к католичеству (стр. 384):

«Восточный вопрос есть в сущности своей разрешение судеб православия. Судьбы православия связаны с назначением России. Что же это за судьбы православия? Римское католичество, продавшее давно уже Христа за земное владение, заставившее отвернуться от себя человечество и бывшее таким образом главнейшей причиной материализма и атеизма Европы, это католичество естественно породило в Европе социализм. Ибо социализм имеет задачей разрешение судеб человечества уже не по Христу, а вне Бога и вне Христа, и должен был зародиться в Европе естественно, взамен упадшего христианского в ней начала, по мере извращения и утраты его в самой церкви католической. Утраченный образ Христа сохранился во всем свете чистоты своей в православии. С Востока и пронесется новое слово мира навстречу грядущему социализму, которое, может, вновь спасет человечество (выделено мной – А. Л.). Вот назначение Востока, вот, в чем для России заключается восточный вопрос».

Я подчеркнул слова, совершенно непонятные в устах сколько-нибудь объективного человека. Это Россия-то с ее цесаризмом (которого нет в католической церкви), национализмом, полным подчинением церкви государству (вспомним духовный регламент Петра Великого, требовавшего от священников доноса на политических преступников), сохранила образ Христа? И в какой другой стране атеизм и материализм имел и имеет более широкое распространение, как и антиклерикализм? Можно все это «кликушество» (Достоевский сам употребляет этот термин на стр. 384) понять лишь как болезненную реакцию Достоевского на сочувствие многих представителей католического мира и самого папы (очевидно, Пия IX) туркам во время последней войны. Папа радовался поражениям русских. Приходится сожалеть, что Пий IX, огорченный лишением светской власти и другими политическими неудачами, позволил выпады, недостойные главы католической церкви. Но полное осуждение он мог бы получить только в том случае, если бы Россия всегда была невраждебна католичеству и если бы она никогда не шла в союзе с магометанами против христиан. Однако известно, что разумный проект объединения церквей в форме унии, которая пустила достаточно прочные корни в Западной Украине, решительно отвергался Россией, и как раз в XIX веке борьба в России с унией приняла особенно напряженный характер. Россия исторически нередко вступала в союз с татарами против христиан – татарские полки в войсках Ивана Грозного при завоевании Ливонии, татарские союзники Богдана Хмельницкого в борьбе с Польшей; в борьбе православных с католиками православные применяли порой истинно «турецкие методы» (возьмите описания в «Тарасе Бульбе» Гоголя – избитые младенцы, отрезанные груди у женщин, сдирание кожи по колено); наш выдающийся гуманный писатель Гоголь дикий бандитизм Бульбы был склонен рассматривать как выражение борьбы за веру. А веру понимали так, что католик был хуже татарина и еврея. У В. С. Соловьева есть место, где при взятии одного местечка запорожцы в случае принятия евреями православия щадили и даже принимали их в войско, а поляков-католиков били беспощадно. Известно, что запорожцы вешали рядом еврея, поляка и собаку с надписью: «Це жид, це лях, це собака – вера еднака», причем в этом списке магометанин не фигурировал. После победы у Желтых вод Богдан Хмельницкий расплачивался со своими татарскими союзниками живой валютой – украинцами, которых гнали в неволю и на рынки для того, чтобы остальные запорожцы наслаждались новой свободой.

Мы знаем, что пророчества Ф. Достоевского не сбылись: война с Европой не состоялась, католичество не только не погибло, а, наоборот, переживает период возрождения, а социализм стал бурно развиваться не в союзе, а в антагонизме с католичеством. Все пророчества Достоевского о католическом заговоре оказались полным бредом. Мало того: кого считал Достоевский главным противником католичества и естественным союзником России? Бисмарка! (стр. 387):

«Единственный политик в Европе, проникающий своим гениальным взглядом в самую глубь фактов – есть, бесспорно, князь Бисмарк. Самого страшного врага Германии, ее единства и обновленного будущего, он прозрел еще задолго назад – в римском католицизме