Книга Золотые костры - Алексей Пехов

— Вы были вместе?

Она не стала отрицать:

— Какое-то время. — Помолчала и добавила: — Очень краткое время. Ты удивлен?

— Сейчас? Нет. Вот когда нашел твой браслет у него — удивился. Вы не слишком ладили после того, как ты поддержала идею Мириам, что у каждого князя должен быть персональный страж.

— Я считала, что политически это полезно для Братства. — Было видно, что ей неприятны воспоминания. — Мы с Гансом решили все разногласия. Тебе он не хотел говорить.

— Ваше право и ваши дела, — пожал я плечами. — Меня больше интересует, что случилось в горах.

Она нервно крутанула стакан:

— Черт его знает, Синеглазый. Он еще в Арденау выглядел встревоженным. Говорил, что нашел нечто интересное. Затем его отчитали старейшины на совете, ты ведь помнишь, какого слона они сделали из той мухи?

Я кивнул.

— В общем, он уехал из Альбаланда, а затем, где-то через месяц, мы встретились в Лисецке. Он сказал, что его ждут дела на востоке, звал с собой, и я поехала. В Буде мы наткнулись на темную душу, засевшую в колодце. Ганс торопился, говорил, что ему во что бы то ни стало надо попасть в Дорч-ган-Тойн, попросил меня разобраться с проблемой и дождаться его. Обещал вернуться через полторы недели.

— Но ты не дождалась.

— Не стала ждать, — улыбнулась она, и я вспомнил, какой упрямой порой становилась Кристина. — Прикончила ту тварь, взяла денег с бургомистра, оставила Вьюна в хорошей конюшне и направилась следом за ним, в горы. Но не успела. Каликвец на воротах, на мое счастье, оказался сердобольным человеком. Сказал, что его братья и Орден Праведности убили стража. Что я не найду тело и мне следует уходить как можно быстрее.

Ее голос задрожал, и она по старой привычке приложила покалеченный безымянный палец клевой скуле, прижала до боли, так что побелела кожа.

— Мы даже не попрощались. И я не увидела его могилу.

— Ты поверила монаху?

— О! Он был очень убедителен. Я до сих пор благодарю его за спасение.

— Он мертв, — жестко сказал я. — За то, что предупредил тебя, его распяли в ледяной пещере.

Она лишь отхлебнула вина:

— Пусть на небе его душе будет хорошо.

Кристина не спросила меня, откуда я знаю, что каликвец мертв, а я не стал ей рассказывать, во что он превратился после смерти.

— Что было дальше?

— Я не могла мстить ублюдкам с красными веревками на рясах. Но мне хватило сил на законников. — Улыбка у нее была злой и очень неприятной. Я невольно подумал, что Кристина чем-то напоминает мне Мириам в ее не самые лучшие дни.

— И ты убила всех троих.

Она потрясенно моргнула:

— Ты и это знаешь.

— Слышал, хоть они и пытались скрыть, что в горах, не слишком далеко от монастыря, нашли два тела.

— Верно. Третьего я ранила из арбалета. Прижала его к камням, но он прыгнул в реку, и его унес поток. Надеюсь, он не выплыл.

— Выплыл. Ему хватило сил, чтобы миновать ущелья и выйти в долины Бробергера, к обжитым местам.

И, видя вопрос в ее глазах, пояснил:

— Я нашел его кости возле одной деревушки. Местные сочли, что мертвец — страж. Собственно говоря, именно поэтому я оказался в Дорч-ган-Тойне и теперь сижу перед тобой.

— Страж? — недоуменно наклонилась она ко мне. — Какого черта они так подумали?

— У него был кинжал Ганса.

— Проклятье! — Она закрыла лицо руками и простонала: — Проклятье!

Повисла тишина, я слышал лишь ее прерывистое дыхание. Когда она убрала руки, ее глаза были совершенно сухими и злыми.

— Ты сдал кинжал в Братство?

— Конечно.

Она вздохнула.

— Хорошо. — И, словно убеждая себя, добавила: — Да. Хорошо. Так будет лучше. Дальше я знаю, что случилось. Ты не сдался, как бывало и прежде. И нашел его?

— В ледяной пещере. Глубоко под монастырем.

— Как он умер?

— Сражался до последнего и забрал с собой нескольких. Думаю, что уснул. От холода и потери крови.

А что я еще мог ей сказать? Что его закололи, словно зверя? Как закололи Хартвига.

— Ты похоронил его? — прошептала моя бывшая напарница.

— Нет. Но я уверен, что теперь тело Ганса никто не побеспокоит.

Его не коснутся ни черви, ни трупоеды из иных существ, ни зло, ни свет. Он навечно останется во мраке, пока свод пещеры не обвалится и не превратится в саван для моего старого друга.

Одинокая слезинка покатилась по ее щеке, и Кристина поспешно, точно стыдясь, вытерла ее тыльной стороной ладони.

— Спасибо.

— За что?

— За то, что нашел его. За то, что рассказал мне. За то, что я теперь знаю.

— Но почему ты не сделала этого? Столько лет, Криста. Мы все так долго его искали, не сдавались, верили. А ты все знала. Знала с самого начала, но ни черта ничего не сказала! Никому из нас!

Я чувствовал, как холодный гнев просыпается у меня в груди. Он жил там еще с осени, с тех пор как я понял, что девушка как-то связана с Гансом и его исчезновением.

— Будь моя воля, ничего не говорила бы и дальше.

— Почему?

— А что было бы?! Что бы тогда случилось, Людвиг?! — крикнула она мне в лицо, разом теряя все свое спокойствие. — Скажи мне! Ты бы принял это?! Отошел бы прочь?! Сказал бы: ну что поделать, раз такова его судьба?! Кто из тех, кого мы знаем, отступил?! Кто?!

Теперь слезы лились из ее глаз непрерывно, и она не стеснялась их.

— Я сама отвечу: никто! Ты, Гертруда, Львенок, Шуко, Рози не остались бы в стороне, бросились бы спасать то, что уже нельзя спасти, или того хуже — мстить. Кто из нас обладал особым разумом десять лет назад? Вы погибли бы, как и он. А если бы вмешались не мы, единицы, а целое Братство? Только представь, Людвиг, самый серьезный конфликт с Церковью за всю нашу историю. Нас бы смяли и уничтожили, если бы мы только посмели поднять на них руку!

Она была права, но я все равно считал, что ее молчание слишком жестоко для тех, кто до сих пор жил надеждой.

— Думай обо мне что хочешь, но, заклинаю, сохрани тайну. Не стоит никому знать, что Ганс нашел смерть в монастыре каликвецев. Это слишком опасная информация.

— Ты была не вправе решать за других, Кристина. Какие бы благие намерения тобой ни двигали.

— Я ни о чем не жалею.

Я взял себя в руки, откинувшись на стул:

— Почему его убили? Что он хотел от монахов?

— Не знаю.

Она выдержала мой взгляд, но я лишь вздохнул: